Он сжал рукой моё плечо. Меня успокаивала эта лёгкость между нами, и я не могла перестать улыбаться. Когда я закончила есть, он начал описывать то, что мы увидели бы на улицах Мадината Алмулихи, если бы город был жив. Он рассказывал о его звуках, запахах, и о том, как он жил.

Саалим любил свой дом, и печаль стиснула мою грудь, потому что этот город был утерян, и его уже невозможно было вернуть.

— Думаешь, это правда, что есть другая, лучшая пустыня? Потому что тогда, может быть, мы смогли бы восстановить и твой дом.

Неожиданно мятежники уже не казались мне такими безрассудными, так как они хотели вернуть себе некогда прекрасное место.

— И какой в этом толк, стоит ли это того? Если это вообще возможно?

— Если бы мы могли жить здесь вместе, оно бы того стоило.

— Даже того, чтобы потерять твою семью? Или Фироза? Или меня? — Саалим грустно улыбнулся. — Если бы только мы могли попросить Мазиру дать нам именно то, чего мы хотели. Тебе придётся хорошо подумать, прежде чем пожелать это. Помни, что нас могут раскидать по разные стороны пустыни, как если бы пустыня была перевернута вверх дном.

Я обхватила колени руками и ещё крепче прижалась к Саалиму. И тихо сказала:

— Мне не нравится думать об этом.

В любом случае алтамаруки были глупцами, и я не могла поверить, что и сама некогда предавалась похожим фантазиям.

Уставившись на свои ноги, я заметила, что к пальцам прилипла белая, сверкающая пыль.

— Это не похоже на песок, — сказала я и провела пальцем по маленьким белым кристаллам. Я поднесла палец к глазам и внимательно их изучила. — Это похоже на…

Джинн поднёс мою руку к своему рту и быстро обхватил мой палец своими губами, так что тепло волнами побежало по моей руке до самого локтя. Я почувствовала, как его язык прижался к подушечке моего пальца, прежде чем он отпустил его.

— Это соль, — объявил он, ухмыльнувшись, и причмокнул губами.

Я раскрыла рот и протянула руку, чтобы найти ещё этого мелкого порошка. Я тоже попробовала его.

— Соль? — воскликнула я недоуменно. — Такая же, как у моего отца?

— Та же самая.

— Все так, как говорил Рафаль.

Саалим застонал.