– Вот и зря! – шикнула на него. – Еще как смущает, черт тебя побери… Сам себя побери, вот!

– Олеся!

Дар поднялся со стула, крепко сжал мой локоть и глянул так… странно. Словно хотел и поцеловать, и отшлепать одновременно. И лично перестрелять все шесть процентов моих бунтующих тараканов. Но пару секунд спустя на его лицо наползла отрешенная, холодная маска. И мой локоть отпустили на свободу.

– Ладно, да… Ты права, тебе это все не понять. И не принять. Другой мир, другие правила, – машинально бормотал черт, натягивая пиджак. – На сегодня ты свободна.

– В смысле? – я опешила и присела на край стола, который опасно качнулся.

– В самом прямом. Меня не будет до вечера, вернусь поздно, – монотонно уведомлял Даррел, удаляясь от меня в сторону выхода. – Сегодня тебе лучше остаться ночевать в общежитии.

– В смысле… одной? Там?

– Опасаться тебе нечего, контракты займут Рогозина до утра, – Дар щелкнул замком, но так и не обернулся. – Ночью я планирую громко отпраздновать завершение проекта. Едва ли наша вечеринка придется тебе по душе.

Глава 26

Потолок в моей спаленке в общежитии насчитывал целых три крупные трещины и около шестнадцати мелких, зато длинных и извилистых. Около закопченной лампы облупилась побелка и ровно над моим лицом чернела несимпатичная клякса. Кровать воодушевленно скрипела, стоило мне повернуться на бок. Но делала я это редко – смотреть на потолок было интереснее.

В лампу настырно билась глупая муха. Видимо, родственница той зимней странницы, прилепившейся на чертово стекло и принявшей вынужденную ванну… С пенкой.

С маниакальной настойчивостью муха бросалась на ошпаренное стекло, словно и не замечая опасного жара. Ее влек свет. Волшебный, манящий… Выгодно контрастирующий с чернотой за окном.

Вот и я полетела наивной мошкой на пожар золотисто-зеленых глаз. И обожглась до волдырей.

По папе сердце уже не болело. Я несколько раз набирала мамин номер и терпеливо слушала длинные гудки, пока в один прекрасный момент они не сменились сухим «Абонент временно недоступен».

Перезвоните позже…

Видимо, решение родителей дистанцироваться от меня, оставив одну в большом городе, было чем-то вроде защитной реакции. Зачем привязываться к жертвенной овце? Но работало это в обе стороны. Анестезия, вторгшаяся в организм еще во время поцелуя с Юрой, расползалась по венам и притупляла боль.

Но сердце все равно рвало на части.

Вечеринка!