Столько лет Финне Монрей был слеп и отказывался верить в будущее. Вместо этого все время плел какие-то интриги, строил планы по убийству врагов.
Ради всеобщего мира или все-таки ради себя?
Под пристальным взглядом Эфира я подошла к стене и провела по ней красными от крови руками. Стена задрожала и начала медленно отъезжать в сторону. Всего на пару десятков сантиметров. А потом вдруг застыла, заскрипела, несколько раз дернулась и замерла.
Провисший потолок и часть балки перекрыли путь, и шире раскрыться проход не мог. Значит, мне придется как-то протискиваться.
Если бы стена была узкой, то, может, все прошло бы быстро и легко, но перегородка оказалась длиной более метра.
— Бездна, — выдохнула я, отчаянно пытаясь протиснуться боком.
Грудь, спину и живот сдавило так, что дышать было больно; руки, мокрые от крови, скользили по камню. И вместо того, чтобы продвигаться, я поняла, что застряла.
Все. Это конец. Ни вперед, ни назад я продвинуться не могла, оказавшись ровно посередине прохода.
— Ну же, ну же, — простонала я, бессильно стуча ладонями по камню, пытаясь хоть как-то увеличить проем.
Толкала, пинала как могла, почти ничего не видя от слез, застивших глаза.
Столько терпела, столько сражалась, и все ради чего?
Чтобы вот так глупо застрять и погибнуть погребенной под обломками! Это же нечестно.
— Ну пожалуйста, — взмолилась я, ни к кому конкретно не обращаясь.
А может, вспомнила о Богах или древних духах, которые так много знали обо мне, как утверждала знахарка.
— Пожалуйста, помогите, в последний раз…
Но проем оставался все таким же узким, и дышать становилось все труднее. Еще немного, и задохнусь, потеряю сознание, проиграв эту битву с камнем и жизнью, которая вновь и вновь пинала меня.
Шум в ушах становился все оглушительнее, легкие горели огнем, а сознание путалось.
И где-то в этой темноте и грохоте вдруг послышалось собственное имя.
— Айрин? Айрин! Держись!
Сначала мне показалось, что это галлюцинации. Что, едва живая и уставшая, я просто принимаю желаемое за действительное. А на самом деле никого здесь нет. Только я и каменный мешок, ставший моей могилой.