Нежные, но такие требовательные руки заскользили по телу, до хруста сжимая тонкую ткань сорочки, поглаживая бедра, взвешивая в ладони ноющую грудь с набухшими и болезненными вершинками.
Одно прикосновение, и мое тело будто пронзило молнией.
Тихий стон сорвался с губ, когда я выгнулась в его руках, прижимаясь и дрожа от желания, природы которого пока не понимала.
Но точно знала, что так правильно.
Мне так хотелось коснуться его. До дрожи в руках, до покалывания в ладонях. И я не собиралась отказывать себе в этом удовольствии.
Губы Коннора ласкали кожу на шее, спускаясь все ниже к ключицам, к груди, все еще скрытой под тонкой тканью сорочки. Он подхватил горошинку соска, слегка прикусив, заставив меня вновь гортанно застонать.
На муже тоже было много одежды. Слишком много.
Вынырнув из дурмана, я ласково провела пальцами по его торсу, касаясь каждой выемки, каждого жуткого шрама и ожога, который было так много. И с удовольствием чувствовала, как он дрожал от моих прикосновений, как участилось его и без того сбивчивое дыхание.
— Я все делаю правильно? — сглотнув, прошептала я, поднимая на него взгляд.
— Очень, — прохрипел Коннор, подхватив мою нижнюю губу и слегка прикусив.
Тихо рыкнув от нетерпения, я рванула его рубашку в сторону, стремясь снять ее как можно быстрее.
И Коннор мне помогал.
Раздался треск ткани, который показался легким шумом на общем фоне грохота пульса в голове, частого, тяжелого дыхания и тихого шороха простыней.
Следом улетела и моя сорочка.
Наверное, стоило смутиться, но я не хотела!
Меня уже не было. Лишь комок оголенных нервов, которые искрили от каждого прикосновения, поцелуя, ласок.
Таких запретных, опасных и желанных.
Даже прикосновения к внутренней стороне бедра не смущали и не отрезвляли. Я просто знала, что так правильно, так и должно быть! И сама выгибалась ему навстречу, до крови царапая кожу на спине.
— Тихо, тихо, — прошептал Коннор, ловя губами мои тихие стоны. — Сейчас… сейчас, моя маленькая… сейчас…
Он уже был рядом, так близко, что представить невозможно. Или можно?