Делегаты Монфора дремлют, сгрудившись в задней части воздушного судна, чтобы дать нам пространство.

Я качаю головой, не желая говорить и беспокоить Элейн. Рен тоже замерзла в прохладном воздухе самолета, растянувшись на сиденьях лицом к Птолемусу, свернувшись калачиком под меховым одеялом, из-под которого виднелась только ее голова.

В слабом свете лампы я вижу, что брат бросает на меня косой взгляд. Смотрит слишком долго. Мне никуда от этого не деться. Я могу только позволить ему смотреть.

Интересно, существуют ли еще Разломы. Даже не представляю, какой беспорядок творится дома после смерти отца. Серебряные дворяне сражаются, чтобы заполнить оставленную им дыру. Красные поднимаются, чтобы присоединиться к Гвардии, или к Штатам Норты, или найти свое собственное место в этом мире. Отчасти я надеюсь, что обширное поместье было сожжено дотла. Отчасти мне до боли хочется увидеть комнаты из стали и стекла, выходящие окнами на марширующие холмы и долины.

Я думаю кое о чем еще – и моя грудь сжимается. Я не хочу задавать этот вопрос, но мне кажется, что я оказалась на краю водоворота. Но он всегда меня затягивает.

– Как думаешь, она будет там? – хриплю я, и Элейн шевелится, но не просыпается.

Взгляд Птолемуса становится острее, он поднимает бровь.

Слова с трудом сходят с моих уст.

– Наша мать?

Он не отвечает.

Он не знает.

Я жду, что меня будет разрывать от чувства стыда. Сожаления. Облегчения. Страха. Но когда я ступаю на взлетно-посадочную полосу аэродрома и впервые вдыхаю воздух Разломов, единственное, о чем я могу думать, – зубы. Волчьи зубы. Которые прижимаются к моей шее, не разрывая кожу, но удерживая меня, приковывая к месту.

«Я прошла всего несколько футов».

На долю секунды я снова оказываюсь на полу, прижатая щекой к холодной плитке. Мои родители нависают надо мной, их лица одинаково кривятся от отвращения. Я предала их. Я напала на своего отца. Я попыталась сбежать. Но у меня не получилось уйти далеко – об этом позаботились волки моей матери. При желании она могла заставить их разорвать меня на части. Ларенция Серпент – не та женщина, с которой можно шутить, хотя я, определенно, пыталась.

Только благодаря Птолемусу рычащие волки не потащили меня домой за лодыжки. Если бы он не вмешался – не напал на моего отца и не убил волка, который удерживал меня на месте, – и думать не хочу, что бы со мной сейчас было.

«Я вернулась», – думаю я, глядя на холмы, возвышающиеся вокруг аэродрома.

Осень пришла и в Разломы, окрасив зеленые леса в оранжевые и красные краски. Листья шелестят на легком ветру, а по верхушкам деревьев пляшут лучи утреннего солнца. Вдалеке я с трудом могу разглядеть раскинувшийся на гребне холма Ридж-хаус. Отсюда он кажется маленьким и незначительным; темное пятно на фоне более ярких цветов.