- Потерпи, все хорошо, ты не умрешь, сейчас я вытащу ее и прижгу, - говорил Харэм спокойно и уверенно. Она мотнула головой и сжала губы. – Вот, держи это, - он порвал ее рубашку и закатав ее край, положил его между ее зубами.

В дом вошел Драс, он нес Сири. За ним Шли Драс и Гор.

- Быстро, разжигайте очаг, мне нужны угли, - крикнул Харэм входящим, прижал Юту левой рукой к столу, чуть навалился на нее и выдернул стрелу из плеча снизу.

Она закричала и снова потеряла сознание. Гор кинулся к очагу. Бор снял с себя рубаху, но понимая, что она слишком грязная, чтобы служить бинтом, взял ведро с водой и вылил его в большой деревянный таз, бросил в него рубаху и вышел с ведром на улицу, к бочкам с водой, чтобы принести еще.

Над огнем повесили котел, и Гор нашел железную кочергу, которую положили в огонь – дожидаться углей было нельзя. Юте придется еще пару раз потерпеть – рану нужно прижечь.

Бор наблюдал за тем, как уверенно действует Харэм, как хладнокровно принимает решения. Харэм не просил его принимать участие в том, что приносит его дочери боль, и он был благодарен ему.

Сигу и Севара привели в чувство и поили. После нескольких глотков они проваливались в забытье. Сири открывала глаза, пила, и снова засыпала. Драс был рад этому, потому что все, что происходило сейчас на улице не поддавалось описанию.

- Нужна телега, и Юту с Севаром обязательно нужно отвезти домой. Нужна тишина, нужны отвары для сна, мази от боли, - сказал Харэм и Гор вышел на улицу.

Через какое-то время в дом забежали воины Харэма и северяне, что пришли на кораблях Улааля:

- Нам нужно место, где будем держать людей Оруса. Мы начали их вязать, они сдаются. Орус и Ваал сбежали, но мы преследуем их, - прокричали они перебой, и собирались выбежать, но Драс остановил их, и прихватив веревки со стен вышел с ними.

Гор привел лошадь с телегой к дому. Людей на улицах становилось меньше. Новая армия Севера разгоняла людей по домам и призывала спокойно заняться делами. Драс объявлял, что, если кто-то будет прятать у себя солдат Оруса, будет казнен вместе с ними.

Страх людей менялся, и менялось отношение к тому, что сейчас здесь произошло.

Сири только на минуту пришла в себя, и сказав, чтобы не казнили ни одного человека, и не устраивали гонения на жителей Зарама, провалилась снова в тяжелый сон.

Драс хотел бы не слышать этих слов, потому что вся ярость, что сейчас жгла его сердце, вся ненависть к людям, что пришли на его земли и сломали все, что он строил эти годы, просила выхода. Он жаждал мести за все, что перенесли он и его близкие, но то, что сказала его жена, останавливало его.