Странно, что я почти не запомнила Красногорских, ребята стояли очень близко ко мне и Екатерине Николаевне. Рукав зеленой куртки Светы почти касался на одном из фото моего рукава, она смотрела на этой фотографии на меня, как будто хотела что-то спросить. Но если и спросила в конечном итоге что-то, то в моей памяти об этом снова не сохранилось никакой информации, я вообще не помнила, чтобы с ней разговаривала.

Я пролистала еще несколько фотографии, но больше нигде не увидела ни себя, ни Красногорских. Другие люди, другие лица, в основном чужие, незнакомые. Люди, которых я никогда раньше не видела. Кроме Светы и Валика я с трудом, но все же узнала только следователя. Только толку от этого было ноль, потому что все, что можно, про мента я уже собрала и подозрительного ничего не нашла. Чист почти так же, как только сошедший с конвейера бот, насколько вообще может быть чист человек с его профессией.

А поэтому я все свернула и полезла в школьные архивы, другие газетные статьи и в прочие районные организации искать информацию о Красногорских и их матери.

Итоги поисков скорее озадачили еще больше, чем что-то прояснили.

Оказалось, что Красногорская-то всего одна — и это Света, остальные четверо детей, включая Валика, — приемные. Зачем Людмила Сергеевна брала мальчишек и девчонок и почему ей вообще это разрешали, непонятно. Скорее всего, по тем же причинам, по которым молоденькую нянечку не погнали из детского дома, а Екатерину Николаевну с ее анамнезом приняли в районную больницу и разрешили ставить капельницы, делать уколы и выдавать таблетки пациентам. В области и на периферии только на бумагах все гладко. Русские люди страшно любят сказки и так же страшно любят в них верить.

Света и Валик, судя по документам, спокойно доучились, спокойно выпустились. Света после девятого класса поступила в местный колледж и осталась в Тюкалинске. Валик закончил одиннадцатый и уехал в Омск, где отучился на инженера пищевых производств. Света училась на медсестру и закончила вполне неплохо.

Совпадение с профессией Екатерины Николаевны меня, конечно, насторожило, но, с другой стороны, имея больную мать и не особенно широкий выбор вакансий в самом Тюкалинске, поступок не казался таким уж странным.

Болела Людмила Сергеевна, как мне удалось выяснить, диабетом, и, наверняка, Нестерова ставила ей капельницы. Архивные дела местного отделения полиции дали подсказку по поводу отношения Дыма к Красногорским, его хмурого настроения после визитов к ним.

Людмила Сергеевна около четыре лет «сожительствовала» — казенное, липкое слово, заранее не располагающее ни к чему хорошему — с неким Олегом Дмитриевичем Седых, большим любителем выпить и устроить разборки. Разборки шумные, с криками, а иногда и драками, что само собой не вызывало восторгов у немногочисленных соседей, которые и вызывали участковых порой по несколько раз в неделю.