Застыв на пороге, разглядываю ворохи бумаг, обрывки, горы немилосердно распахнутых книг. Разбросанные между ними мелочи: перья, монеты, кристаллы, камушки, фигурки шахмат.

В тот раз, будучи на взводе, я видела только погром в целом, не оценивала детали. Не присматривалась.

Теперь разглядываю, покачиваясь от желания отступить на шаг и подождать в коридоре. Нога то переступает назад, то снова подтягивается вперёд.

Я бы ни за что не позволила постороннему перебирать мои вещи. Не оставила с моими вещами наедине. Может, поэтому присутствие здесь кажется… каким-то запретно интимным. Когда я нагло вторглась в главный кабинет Санаду ради мести – даже тогда не было чувства, что я подглядываю за его жизнью или выведываю его секреты.

Или это потому, что тогда я не замечала мелочей, а ведь именно они раскрывают больше всего информации.

«Да он сам меня сюда пустил! – раздражаюсь я на противную неловкость и захлопываю за собой дверь, условно отрезая путь отступления. – И все его вещи мне интересны только с одной точки зрения – как их быстрее убрать. Хотя убирать их я не обязана».

Буквально в полуметре от меня, за перевёрнутым ящиком стола, есть свободное местечко как раз на размер ноги, я перешагиваю туда. Оттуда шагаю на ещё один свободный участок – и так пробираюсь между вещами к окну. Похоже, Санаду расчистил себе тропку к месту обзора.

Проходя мимо стола, касаюсь кружки с кофе – ещё тёплая. Значит, Санаду был здесь, когда всё началось. А судя по тёмным пахнущим кофе подтёкам на стекле – буйство демонов его впечатлило.

Выглядываю на улицу.

Рогатые куколки упорно пытаются друг друга забодать. Присевший на корточки Фидис что-то втолковывает приятелям.

Наблюдающий за ними Санаду покачивает головой и иногда дёргает рукой – похоже, высказывается по поводу всяких рогатых. Рядом с ним то и дело меняет силуэт чёрная, будто из нитей сотканная хрень – то самое красноглазое нечто, в которое превращается местный благообразный дедуля.

Жестикуляцию Санаду прерывает подлетевший к нему самолётик. Белая юркая бумажка врезается в сердце и падает на подставленную ладонь. Продолжая что-то говорить чудовищному старичку, Санаду склоняет голову, чтобы прочитать послание. Кажется, вздрагивает – но не уверена: расстояние слишком велико. А вот спина точно становится прямее и из плеч исчезает подвижность. Санаду отступает на полшага, и это больше похоже на попытку сохранить равновесие на ослабевших ногах.

Похоже, новости плохие.

Даже старичок стягивает нити и обращается к Санаду, но тот мотает головой, и записка в его руке осыпается серым пеплом.