Я разворачиваюсь. А она стыдливо опускает взгляд и, залившись румянцем, ковыряет пальцем прилавок. Такое поведение совершенно не вяжется с образом взрослой женщины.

– Эм, – на этот раз тянет мисс Глория. – Можно попросить вас об одолжении? Точнее, не вас, а профессора Санаду. Мою просьбу он вряд ли исполнит, но вашу…

Она быстро стреляет в меня взглядом.

Так-то мне не стоит ввязываться в странные дела, да и Санаду сейчас не до чужих проблем, но… любопытство. Во мне взыгрывает любопытство.

– Я вас слушаю, – отзываюсь я.

Стрельнув взглядом по сторонам, мисс Глория манит меня пальцем. Приходится вернуться к прилавку.

Вздохнув, мисс Глория подаётся вперёд. Марк Аврелий перебирается мне на спину – от греха подальше. Мисс Глория, продолжая ковырять пальцем прилавок и заливаться румянцем, шепчет:

– Понимаете ли, мне… так получилось, что… мне пишут письма, – выдыхает она и краснеет буквально до ушей. – Любовные.

– И? – вопрошаю я.

– Чавк-чавк-чавк!

Мы поворачиваемся к источнику шума: это Антоний, не утерпев, раскрыл обёртку и теперь грызёт мороженое.

– Чавк-чавк! – он застывает, вопросительно глядя на нас. Выдавливает, с трудом ворочая языком. – Чи-во?

– Ничего, кушай, – улыбаюсь я: это же явный прогресс в обучении!

Но от радости этого достижения меня отвлекает мисс Глория.

– Дело в том, – мисс Глория, кажется, сейчас пальцем прилавок проковыряет.

А я… в моей голове вдруг щёлкает: письма и менталист Санаду.

– Письма анонимные? – предполагаю я. – Вы хотите, чтобы Санаду нашёл отправителя?

Мисс Глория краснеет аж до кромки глубокого, очень глубокого декольте.

– Д-да, – выдыхает она, пряча взгляд. – Я бы хотела узнать отправителя. Уверена, он из Академии: слишком уж осведомлён обо всём здесь происходящем.

– Но почему Санаду? Вас не смущает его чувство юмора? Не проще ли попросить профессора Эзалона? Он тоже менталист.