Больше оттого, что он может ответить «нет», а она слишком много о себе думает.

— Расскажи.

— Я не стану говорить об этом. Ты не должна была видеть.

— Почему обряд излечил только мои шрамы?

— Потому что я просил за тебя. А сам не заслужил этого.

— Но... Это же ужасно больно. Почему ты делал это?

— Ну сколько можно, Эмми? Что ты хочешь знать? Что я ненавидел себя настолько, что только причиняя себе боль мог жить дальше? Что желал испытать то же, что и ты? Что хотел искупить в сотни, в тысячи раз каждую твою слезинку? Это всё так. Но легче мне не стало. Ты узнала, что хотела?

Эммили кивнула. Он правда так сильно сожалел? Ему было так жаль её?

— Эмми, зачем ты пришла? Что-то случилось?

Она кивнула, но смотреть на него теперь стало непросто. Изменило ли это её к нему отношение? Будет ложью сказать, что нет. Она не воспылала любовью, конечно. Но сочувствие, жалость и какое-то гурстное тепло даже заполняли её. А он продолжал менять тему.

— Скажи. Не пугай меня. Что такое?

— Я... мне... то есть нам... — Формулировать мысли, когда перед глазами ещё стоит его истерзанное тело, было непросто.

— Ты хочешь попросить о чем-то? — Она кивнула опять. — О чем угодно, клянусь, я всё сделаю.

— Нет. То есть… Я хотела спросить... Про Амана. Ты же знаешь и, если не очень занят…

И он рассказал. Подробно, объясняя то, что она не понимала. Не злился от сотни вопросов, не раздражался… Был какой-то пришибленный что ли. Потом приблизился к ней, опять то и дело приподнимая и опуская вновь руки будто хочет обнять, но не трогает.

И в какой-то момент она увидела в нем не бывшего короля и отца своего ребенка, а просто мужчину. Живого, который мог быть груб, мог быть слаб, много и жестоко ошибался в прошлом и так отчаянно сожалел в настоящем. Который мечется от осознания собственной беспомощности и безысходности.

Она заметила и то, что он красив. Был и раньше, но теперь стал каким-то другим, взрослее что ли, мужественнее. А глаза... Раньше он никогда на неё так не смотрел. И ведь она видела тогда его почти безразличный взгляд, но была занята своими чувствами...

И теперь была, поэтому не замечала прежде эту искреннюю грусть, вину, раскаяние... нежность... к ней... Она шагнула к нему и остановилась совсем близко, отчего его грудь перестала вздыматься.