Светлый фон

— Дома поговорим, — сказал он, и в его глазах был один лишь пепел.

— А с вами, студентка Алетт, воспитательные беседы вести уже поздно, — тихо сказала Марлиза, когда я, вся в растрепанных чувствах, подошла к своему экипажу. — Какой позор… Прямо на балу. В мужском туалете. С Лефоем. Какой удар для мастера Адалхарда!

Я открыла рот, чтобы ответить, что она все не так поняла, но, вспомнив о заклятии Изергаста, только и смогла, что пнуть от злости колесо.

— Поздно сожалеть, — покивала Марлиза. — Как после такого вы не самовоспламенились от стыда, я не знаю.

Я спряталась от нее в экипаже, где уже сидела Миранда, и захлопнула за собой дверь. Глянув на подругу, которая задумчиво рисовала пальцем по стеклу, подтолкнула ее локтем.

— Я не хочу ни о чем говорить, — сказала она, не поворачиваясь ко мне. — Потом.

Как сговорились. И она, и Родерик. Забившись в угол, я покрутила перстень. За вечер я привыкла к его тяжести и совсем не ощущала на руке, но он странным образом меня успокаивал. Родерик, конечно, злится, но потом остынет. Он поймет. Или нет?

Копыта коней зацокали по брусчатке, все быстрее и быстрее, а потом наш экипаж оторвался от земли и взмыл в ночное небо.

Глава 26. Приехали

Глава 26. Приехали

Экипажи достигли территории академии глубокой ночью. Сложив крылья, кони похрапывали, переступали копытами, а конюхи, торопясь, распрягали животных, обтирали вздымающиеся бока губками. От стены, огораживающей академию, взметнулись прозрачные фигуры, но перед ними тут же выплыла Мисси.

— Тихо, мальчики, это свои, — командирским тоном сообщила она. — Ректор, любовь моя, — а это она произнесла нежно и нараспев. — Ты вернулся.

— Куда ж я денусь, — пробормотал Родерик. — Все спокойно?

— Вроде бы, — пожала плечиками Мисси и состроила скорбную мину. — Выглядишь уставшим. Ой, — она заметила Изергаста, и тонкие брови на ее прозрачном личике поползли вверх. — Я, пожалуй, предупрежу целителей.

Она исчезла в ночи, и призраки, в которых угадывались очертания воинов — с мечами, топорами и пиками — тоже втянулись в стену.

Моррен выбрался из экипажа и, не попрощавшись, пошел к себе. Родерик провел его взглядом, но не стал лезть. Потом. Пусть остынет, переварит произошедшее. А у него и самого есть нерешенный вопрос. Открыв дверь другого экипажа, он подал руку Арнелле, и фамильный перстень легонько ткнулся в подушечку его пальца. Следом помог выйти Миранде.

Обе девушки выглядели подавленными и несчастными, и если с Арнеллой все было более-менее понятно, то отчего Миранда так печальна? Жалеет о своем поступке? Чувствует вину? Или Джаф оказался не на высоте?