– Да, я, – расставляет шире ноги и склоняется ко мне. – Я, Женя. И ему повезло, что он остался жив, обезумел быстрее, чем я свернул ему шею. Тебе его жаль?! – А я теряюсь от тона, каким говорит Лео, от поставленного вопроса. – Неужели жаль?!

– Нет, – выкрикиваю в лицо. – Мне не жаль. И это, наверное, ужасно, – растерянно прислушиваюсь к своим чувствам: жалости среди них нет.

– Это нормально. Мы живем по другим законам, не тем, что живут люди. Мы не сохраняем убийцам жизнь, не кормим их, не лечим и не выпускаем потом на свободу. Не щадим тех, кто применяет силу к женщинам, к потомству. А за свою пару любой из нас убьет не задумываясь.

– Но ты же задумался, не убил.

– Милосердов лишился разума быстрее жизни. Наши законы жестоки по человеческим меркам, но справедливы.

– Ты меня тоже хотел обратить? – судя по выражению лица, я сказала глупость.

– Оборотнем можно только родиться.

– Тогда я не понимаю. Почему я? Тебе нужна такая же, как ты. Кто сможет прожить не одну сотню лет. Я ведь умру, сколько мне еще отведено? Двадцать, тридцать лет? Даже если пятьдесят, я буду дряхлой старушкой, а ты останешься таким, какой есть.

– Не умрешь.

– Умру, Лео. Все люди умирают.

– В нашу первую ночь я разделил с тобой жизнь.

– Что? – Болезненный смех срывается с губ.

– Я разделил с тобой жизнь. Ты будешь жить вечно. Это несложный ритуал, который проводится в полнолуние.

Закрываю ладонями лицо и сильно надавливаю пальцами на глаза, до белых мушек.

– Прямо сейчас могу спрыгнуть с крыши и со мной ничего не будет?

– Не вздумай! Так это не работает. Это не бессмертие, а гарантия молодости. Оборотень может разделить жизнь с кем-то из смертных. Так сделали Ар и Лиля, так сделал я.

– Я! Что еще ты сделал, о чем я не знаю? Ты просил меня довериться! А что сделал сам?! Собирался говорить, кто ты? Что правда, Лео? Я смотрю на тебя и вижу чужого человека, – замолкаю и только сейчас осознаю. – Я могу выносить волка?

– Волчонка, – поправляет. – Можешь, это нелегко, но возможно.

– Как Лиля, да? Она же человек?

– Да.