Они ничего не сказали друг другу, только прижались ещё не остывшими телами, и так в обнимку отправились к себе. Ночь, которая была у них после этого, казалась волшебной сказкой! Любовная битва шла до утра, неистовость сменялась нежностью, и ни один из них не мог взять верх над другим.
....................................................................................
– Я был с Фоллианой, – признался Драся, смущаясь гораздо больше Анджелики. – Сначала я действительно навестил Быка, (Фиг дрых без задних ног), послушал его жалобы и клятвы, что он де никогда к этому пойлу больше не прикоснётся, после чего направился в библиотеку, но немного не дошёл до неё. Просто я проходил мимо главного зала и увидел, что Берёзка лежит на скамье, а Фоллиана хлопочет вокруг неё, как любящая старшая сестра над заболевшей младшенькой. Конечно, я вошёл и спросил, не требуется ли помощь. Но Фолли сказала, что всё в порядке и Берёзке просто нужен отдых, так-как она быстро устаёт в последнее время.
Тем временем наша дриада уснула, и мы с Фоллианой вышли, чтобы не мешать спящей своим разговором, в соседнюю галерею. Ту, что увешена сильно выцветшими портретами графов и графинь Бодакула. Там стояла одна из больших резных скамей, каких много было в замке. На неё-то мы и присели. Машинально разговаривали шёпотом. Сначала говорили о Берёзке. Она ведь потратила очень много энергии накануне, когда увеличила наши ощущения за счёт сил земли.
Потом мы разговорились о том, что было вчера. Фолли говорила обо всём совершенно откровенно, естественно и без стеснения, и это было здорово! Чаще всего даже с совершенно распутными женщинами невозможно обсуждать подобные вещи. Ведь их распутность в большинстве случаев бывает вынужденной, вымученной и показушной. На самом деле они ещё более закомплексованы и заперты в тиски предрассудков, чем все остальные.
С Фоллианой всё было не так. Она свободно говорила о наших приключениях, называя вещи своими именами, тем более что для неё не существует проблем с латинской терминологией. Даже не помню, как вышло, что в какой-то момент разговора мы стали целоваться. Оба понимали, что делаем что-то запретное, противозаконное, ведь между нами не было «Огненной страсти», и «отдачу долга» можно было считать свершённой, но всё равно не могли остановиться. А потом… Фолли встала и сбросила платье, и тогда уже пути назад просто не было… Вот тогда я изменил жене, потому что всё, что было до этого нельзя считать изменой, что бы мы ни делали во время совместной любви под дриадические песни. Как она после этого не указала мне на дверь, ума не приложу!