Допустим, он приедет сейчас в столицу, придет к Гардвейгу – ему даже аудиенцию просить не надо, потайных ходов под Кардином что паутины у паука, и они с братом их хорошо изучили, и что он скажет?

А если иначе?

– Что я мог сделать? – бубнил барон. – только семью увезти, все равно ведь никто не прислушается, не поверит, не поймет…

Гардвейг хоть брата и отослал, но…

Ладно. Альтрес просто спер несколько пергаментов с Большой Королевской Печатью.

А подпись брата он так и так умел подделывать. Семь бед – один ответ, сложит голову, так сложит. Нет? Пусть брат гневается, сколько ему вздумается, лишь бы живой был.

Идея у Альтреса была только одна.

Поднять по тревоге один из полков, и с ним прийти к столице. Если вовремя придет, так и беды никакой не будет. А если опоздает…

Тогда Альтресу будет все равно. Но полк тоже пригодится.

Придется ему задержаться на денек-другой. Круг дать… а и ладно. Так тому и быть.

Складывались воедино песни менестрелей, слова Корвуса и Ирона, томили, мучили душу шута…

Эх, дурак я, дурак… и как я такое прозевал?

Уэльстер, Кардин.

Обед у короля проходил в узком, почти семейном кругу. Так, человек двадцать.

Его величество, ее величество, ну и самые близкие. Канцлер, казначей, еще несколько человек, которых Джерисон смутно помнил со времени первого визита. Принцессы, кстати, не было.

Гардвейг изображал радушного хозяина, Джерисон – любезного гостя. Зачем?

Да лишний раз подтвердить, что отношения между двумя странами не пострадали. Как ни руби головы, а после побега Анелии пошли сплетни, поползли шепотки…

И про Джерисона тоже шептались, так что граф всем видом показывал, что он жив, здоров, зла не затаил, и вообще – языки бы повырывать тем сплетникам.

Сплетники намеки понимали, и всячески показывали, что поддерживают его величество.