Развернув револьверчик, Алексия припрятала его под дурацким кружевным чепчиком среди густых черных кудрей и отправилась к Айви за своим портфелем.

Айви лежала в постели, пребывая в полубессознательном, крайне заполошном состоянии.

— Ах, Алексия, хвала небесам… Что же мне теперь делать? Такая ужасная катастрофа эпических масштабов! У меня сейчас выпрыгнет сердце. Ты же видела? Конечно, видела. Он поцеловал меня при всем честном народе. Я уничтожена! — Она села на кровати. — И все же я люблю его. — Тут она опять шлепнулась плашмя. — И все же я уничтожена. О горе мне!

— Ты действительно только что употребила фразу «О горе мне»? Я просто зашла проверить, как тут… гм… те носки.

Но мисс Хисселпенни было не отвлечь от ее грандиозных проблем. Она не заметила ни извлечения портфеля, ни уж тем более воинственного выражения лица подруги.

— Он сказал, что будет любить меня вечно.

Леди Маккон перебирала лежащие в портфеле стопки бумаг и свитки пергамента, ища свой маджахский патент. Куда же запропастился этот треклятый документ?

— Он сказал, что я — его настоящая, единственная и неповторимая любовь.

Леди Маккон пробормотала в ответ нечто ни к чему не обязывающее. А что еще можно сказать на такую ахинею?

Мисс Хисселпенни, не смущаясь отсутствием реакции, продолжила оплакивать свою злосчастную судьбу:

— И я люблю его. Я поистине люблю его. Ты никогда не сможешь понять такой любви, Алексия. Такой истиной любви, как наша. Брак по расчету, конечно, хорошее и правильное дело, но это… Это настоящее.

Леди Маккон, изображая изумление, опустила голову.

— По-твоему, я вышла замуж по расчету?

Никак не отреагировав на ее слова, Айви продолжила:

— Но мы не можем пожениться.

Алексия, не прекращая поисков, пробормотала:

— Гм, не можете, понимаю.

Услышав такое, мисс Хисселпенни снова села и пронзила подругу сердитым взглядом:

— Ну в самом деле, Алексия, от тебя совсем никакого толка.