— Сэрех, — голос друга стал еще тише. Судя по тому, как изменилось выражение его лица, он недоумевал, но в то же время не мог побороть в себе это мерзкое чувство, когда хочется плакать, — мы твоя семья. Наш отряд — твои друзья. Мы больше десяти лет были вместе… Неужели ты думаешь, что не стала нам сестрой после всего, что было?

— Ярн, — я помнила все. Совершенно всех и каждого, кого мы потеряли в ходе войны. И те, кто говорил, что в мирное время их лица не будут приходить во сне, врали. Все это чушь собачья, — между нами нет кровных уз. Они не позволят мне покинуть темницу, ты это знаешь, но выйти мне отсюда надо! Да и вообще, мою вину еще не доказали! Что за абсурд?

— Ты можешь заявить о своих правах… ты же на самом деле…

— Молчи, — в этот раз на шепот перешла я, — ты прекрасно знаешь, что эта тайна уйдет со мной в могилу! Я уже тысячу раз пожалела, что напилась тогда с тобой и все рассказала! Если ты дашь им хотя бы намек на то, что знаешь о моей родословной, тебя тут же убьют! Поэтому умоляю тебя — молчи!

Внезапно раздался скрип — громкий, пронзительный. Он мгновенно распространился по камерам, распугал тех крыс, что рискнули остаться в этом Богом забытом месте.

Первый советник, как всегда, был спокоен. Его лицо не выражало ничего, кроме снисхождения. Именно с таким выражением он мог помиловать врага или же отрубить голову близкому другу. Полы мантии слегка касались влажного пола. Это советнику явно не нравилось, он бросил короткий взгляд на свое одеяние, затем замер лишь на мгновение — явно собраться с духом, чтобы не сжечь мантию сию же секунду — и подошел к камере, не обращая совершенно никакого внимания на присутствие Ярна.

— Вы знаете, что я не виновата, — голос казался ровным, но внутри разгоралось пламя ненависти. Первый советник, стоя в камере вместе со стражей, улыбался. Старый прихвостень наблюдал за тем, как на моей лодыжке застегивают браслет, наносят защитные руны и выстраивают время.

Время — вот истинный враг всего сущего.

Эрмер был потрясающим городом не только снаружи, но и внутри. И даже если ты совершил самое ужасное преступление за всю историю этого города, маги не отойдут от системы, придуманной Ярном, и выпустят на сутки для того, чтобы можно было проститься с родными. Своего рода жест милости. Единственное, что может мне помешать выйти из камеры — отсутствие живой родни. Раз прощаться не с кем, то и смысла в подобной прогулке они могут не увидеть.

Пока я об этом размышляла, строя в голове тысячи планов по тому, как выйти на улицу, советник активировал тюремный браслет.