– Э… – Тук-тук. – Это ещё как сказать. “Май уже близко” – что будет в мае?

– Первого мая у меня днюха.

– Получается, через неделю? Через неделю и один день. И вам исполнится?..

– Восемнадцать, – выдохнула Холли.

Она увидела, как психиатр взяла очередной листок – она уже знала какой.

“Не доживёшь до восемнадцати”.

– И вы уже на последнем курсе? – удивилась Паулина.

– Да. В детстве папа учил меня дома, а затем отдал сразу в первый класс вместо детсада.

Паулина кивнула.

“Возможно, решила, что я будущая карьеристка”, – подумала Холли.

– Вам никогда… – Паулина сделала паузу, – вам никогда не приходили мысли о самоубийстве?

– Не приходили. Ни разу. Я бы никогда не сделала ничего такого.

– Гм-м… – Паулина нахмурилась, уставившись в бумажки.

Молчание затянулось, и Холли стала разглядывать кабинет. Комната была обычной, только обставленная как и положено приёмной психиатра. Тут фермы разделяли долгие мили, а городов было один-два и обчёлся. Так же дело обстояло и с психиатрами – вот почему Холли пришла именно сюда. Паулина Уинфилд была одна на всю округу. На стенах её кабинета были развешаны дипломы, полки книжного шкафа были заставлены книгами и какими-то безделушками. Вот резная деревянная кошка.

Полузасохший цветок. Фото в серебряной рамке. Тут был даже диван.

“И что же, мне придётся лечь на него? – спросила себя Холли. – Нет уж, не думаю”.

Бумажки зашелестели: Паулина отодвинула их в сторону.

– У вас нет чувства, что кто-то пытается вам навредить? – мягко спросила она.

Холли закрыла глаза. Да, она ощущает, что кто-то пытается причинить ей зло. Но ведь так и положено при мании преследования. И это доказывает, что она чокнутая.

– Изредка у меня появляется чувство, словно меня преследуют, – прошептала она наконец.