– Итак, мои дорогие, скажите мне, о каком секрете пойдет речь?

– Думаю, это не столько секрет, сколько решение задачи. – Я неловко ерзаю на диване, пытаясь понять, что лучше: сразу взять быка за рога или действовать постепенно. Это важный вопрос, и у нее нет никаких причин нам помогать, кроме разве что душевной доброты… но есть ли у нее эта самая доброта?

Но тут она смотрит мне прямо в глаза и мелодично произносит:

– Все есть секрет, Грейс, ведомо нам это или нет. – Она отпивает еще глоток своего лимонада, прежде чем опять предоставить бокалу парить рядом с ней. – Знаете, в последние несколько недель мне на ум несколько раз приходила одна старая история. Не понимаю, почему она всплывает в моей памяти снова и снова, ведь обычно истории вспоминаются мне лишь ненадолго, а затем уносятся вместе с утренним ветерком, поняв, что мне некому их рассказать, кроме моих цветов. Ведь мы тут довольно изолированы, не так ли?

В ее словах чувствуется некое недовольство, но оно тут же проходит. Может, мне это показалось, тем более что больше никто ничего не заметил.

– Но теперь вы здесь, и мне понятно, что эта история предназначалась вам. – Она смотрит в глаза каждому из нас. – Так что позвольте мне погрузиться в воспоминания, если вы не против.

– Ну что вы, мы совсем не против, – говорю я и улыбаюсь. – Мы с удовольствием выслушаем любые истории, которые вы пожелаете нам рассказать.

– Столько силы и такая дипломатичность. Право же, Грейс, ты представляешь собой приятный сюрприз. – Ее улыбка широка, но она не доходит до глаз. Что, вероятно, естественно, ведь то же самое можно сказать и о моей улыбке.

Но Хадсону это, похоже, не по вкусу. Я чувствую это по тому, как он напрягается, по тому, как он подается ко мне, будто готовясь заслонить меня от всего того, что может мне угрожать – включая Каргу.

Но она только откидывается на спинку кресла и с довольным видом начинает:

– Когда-то давным-давно ветер, свистевший в деревьях, был полон магии. Она играла в догонялки с волнами, которые целовали берег, и плясала в языках пламени, пылавшего, чтобы сделать землю более приветливой. Она была прекрасна и одинока, и в этом мире, полном магической силы – и столь отличном от того мира, который ныне так отчаянно пытаемся понять все мы, – родились две девочки.

Ее глаза горят все ярче и ярче – она сама горит все ярче и ярче, – пока все ее существо не начинает сиять изнутри.

– То были сестры-близнецы, рожденные от двух божеств: Замар и Асиела, которые любили друг друга так сильно, что хотели иметь ребенка. Но вселенная требует равновесия, и потому у них родились две дочери, каждая воплощала собой одну из сторон одной и той же медали. К несчастью, в ночь, когда они появились на свет, Замар умерла и превратилась в тот свет и то тепло, которые окутали каждое существо на этой новой планете. Асиел был убит горем и поклялся растить своих дочерей с той заботой, которую дала бы им Замар.