Да всё это не важно. Тельман вернётся, слуги уйдут, дверь закроется, и мы окажемся один на один. Между нами не останется преград.

И мне отчего-то страшно.

Я почти не помню свою личную жизнь, я имею в виду — жизнь, которая была у меня в другом мире, отношения, которые у меня были. Так, какие-то смазанные воспоминания, менее реальные, чем отложившиеся в памяти сюжеты книг и фильмов. Что-то было. С кем-то. В конце концов Кнара старше Крейне на восемь лет, да и нравы у нас не такие строгие. Моя первая брачная ночь не такая уж и первая.

Но мне не по себе. Я не обязана ложиться с Тельманом в одну постель — точнее, на один ковёр — только потому, что он теперь может это сделать. Никто, я уверена, не будет меня ни к чему принуждать. И Тельман, не сомневаюсь, будет ждать меня, сколько мне будет нужно.

Я зябко ёжусь и отпускаю служанок.

Так долго ждать этого момента и так растеряться, дождавшись…

Когда за вошедшим Тельманом мягко закрывается дверь, я даже не нахожу в себе сил обернуться. Он стоит за моей спиной, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не начать клацать зубами.

— Устала? Безумный солнцестой.

Неопределённо качаю головой. Чувствую, как он осторожно сжимает мои холодные пальцы своими. Едва ощутимо.

— Что ты со мной сегодня сделала?

Снова качаю головой. Мне так много надо ему рассказать! В столь многом признаться… Или не говорить ничего. Я не знаю. Я не могу решиться.

— Хочу тебе кое-что показать. Но если ты устала… Если ты очень устала, можем перенести на завтра.

Да, он не будет меня торопить. Но я не могу объяснить, что что-то иное торопит меня — тревожное, необъяснимое, словно неотвратимо утекает отпущенное нам время.

Я поворачиваюсь к Тельману и переплетаю свои пальцы с его. И иду за ним, не спрашивая, куда и зачем. Стражники расступаются, а мы бесконечными коридорами поднимаемся куда-то наверх. Туда, где я ни разу ещё не была. Светильники с горючим сланцем светят как всегда, приглушённо, но мне хочется зажмуриться. Что я, собственно и делаю. Наверное, Тельман видит мои закрытые глаза, потому что резко снижает скорость и сжимает мою руку чуть крепче.

— Смотри, — тихо говорит он, и одновременно я чувствую ветер — непривычно сильный и не слишком жаркий. Я ещё не была снаружи в вечернее время, и такое близкое небо густого чернильно-лилового цвета кажется не менее нереальным, чем утреннее оранжевое. Затаив дыхание, я смотрю на россыпь домиков по краям, на пески и камень, темнеющие вплоть до идеально ровной линии горизонта, нарушаемой только острым треугольным кончиком Пирамиды. От пустоты нас отделяет каменный балкон высотой мне по пояс.