Катя несколько секунд смотрела на последнюю точку, медленно вдыхая воздух через полуоткрытые губы. Она бережно провела пальцами по двум словам, по двум простым словам, которые она выводила с такой теплотой в душе…
– Ага, – Катя прижала к себе исписанные сверху донизу листочки, – как будто я впервые влюбляюсь. Как будто ничего этого не было, и я снова хочу любить.
Под серыми глазами расплылась улыбка, и от одного взгляда на неё можно было сойти с ума и потерять голову. Ещё ни разу в мире женщина не превращалась в девушку так быстро.
* * *
– У тебя глаза совсем не изменились.
Женя смотрел на Рэнджа и старался оставаться спокойным, но всё же заметил, как мир вдруг начал расплываться, как изогнулись его контуры. Убедившись, что рядом никого нет, он позволил себе всхлипнуть и сползти по стене питомника, который Святцы предпочитали называть срачником. Конечно, на летающем корабле не выгуляешь собаку. Домашних питомцев здесь содержали на том уровне, который можно было назвать терпимым, но с ОЧЕНЬ большой натяжкой. Женя чувствовал нарастающее в людях недовольство (оно буквально витало в столовой) и не сомневался, что когда-нибудь – совсем скоро – чаша терпения переполнится, и автоматы Святцев снимут с предохранителей. Хоть условия Чистилища и приближались к шикарным, свобода всё так же оставалась за кораблём. А люди, потихоньку справляющиеся со своим горем, жаждали свободы, и с каждым днём эта жажда становилась требовательнее. Все боялись Алексея Царёва, все до единого, но это не значило, что большинство убежит куда глаза глядят, как только корабль (Великое Чистилище планеты Земля) опустится на землю.
Никто не знал, что им уготовано. Всех содержали как в пятизвёздочном отеле, но ведь свиней тоже хорошо откармливают перед самой бойней. Кушай, поросёночек, кушай, скоро Новый Год.
– Слишком всё красиво, Рэндж. Под этой мишурой скрывается что-то ужасное, я чувствую. Ещё чуть-чуть и мы увидим первый слабый бунт.