Голос Тринилии дрогнул, глаза её заблестели.

– Почему он… ушёл? – едва не вылетело «бросил». Мари вовремя поправилась, чтобы не ранить чувства бабушки. – Вы разлюбили друг друга спустя двадцать лет? Матушка говорила, что он, возможно, погиб в рудниках Южной Сурьи. А ты всегда о нём говоришь, как о живом. Почему? Если он живой, то, значит, бросил тебя. А это разве не смерть?

Тринилия вытерла слёзы и сердито проговорила:

– Живой он, я чувствую, как если бы рядом был. А ты иди к себе, улеглась в платье, умничает…

Мари улыбнулась, чмокнула бабушку в щёку и слезла с кровати, по пути потрепав развалившегося сира Мату.

– Благостной ночи, бабушка, – пожелала, останавливаясь перед дверью. – Конечно, он жив, обязательно должен быть жив.

*****

Ночь прошла спокойно, делегаты Лоуренса если и были в замке, то никого не побеспокоили.

На следующий, шестой в последнем октагоне, день Илария запланировала благотворительность. После завтрака уселись в одни сани: Илария, Мариэль, Антуан и сир Рафэль за возницу. Вторые были завалены мешками с продуктами, горшочками с маслом и сиропом, сдоба тётушки Гато, запахом свёдшей с ума всех обитателей замка, отрезы ткани и прочая мелочь для детишек.

Из слуг хотели взять с собой расторопную Жанетту для помощи в достань-подай, но той срочно понадобилось ехать в Лабасс, чтобы забрать вещи, переданные братом для починки. Мариэль отвергла предложение Антуана взять другую девушку:

– Сами справимся!

И они таскали подарки, умиляя лумеров семейным единством. В одном из домов ждали лекаря: мальчишка лет двенадцати захворал, травы не помогали. Антуан шепнул, заметив, что сестра собирается подойти к больному: «Не ходи, он похож на заразного». «Сам ты заразный», – огрызнулась сестра и присела на край кровати. Взяла мальчишку за руку, скрестив пальцы его со своими и плотно прижимая ладони, свою, горячую, – к его, ледяной, как вода из Волчьего Логова. Вторую руку положила на худую костистую грудь.

Свет незамедлительно хлынул от сердца в ладони, согревая, а когда Мариэль закончила – мальчишечья ладонь потеплела, её хозяин вздохнул, не просыпаясь.

– Ты его лечила менталкой? – поинтересовался скептически Антуан, когда окончательно распрощались с хозяевами. – Приказала выздороветь?

– Как угадал? – Мариэль подмигнула.

Оставшиеся полдня посвятила лошадям. Джером учил надевать упряжь, в качестве экзамена Мари самостоятельно седлала Мечту, почти идеально затянув подпруги – сил чуть-чуть не хватило. После Джером составил компанию на прогулке. Доехали до Ирминсуля, здесь Мари спешилась, сняла седло и упряжь с кобылки, отпустила ту кувыркаться в снегу. Затем снова без помощи конюха, но под его бдительным контролем седлала Мечту. Когда в начинающихся сумерках вернулись домой, Мари завела матушкину драгоценность в стойло, закрепила урок, а после ещё и вытерла золотистую красавицу, расчесала ей волосы и дала корма.