— Нет. — голос Райнхарда натурально дрожал. — Я не позволю тебе. Слышишь? Не позволю!

— Я должна. Должна спасти людей и… — она нервно поджала губы, сдерживая слезы, что выступили на глазах, — … и тебя.

— Меня?! — он разразился истеричным криком. — Ева, это я должен защищать тебя, слышишь?! Тебя, такую маленькую и хрупкую, но взвалившую на себя всё бремя этого грязного мира. Я! Выброси из головы этот бред. Я ни за что не дам тебе умереть. Ни за что.

Он нервно, бескомпромиссно прижал её к себе, обнимая дрожащими от злобы и скорби руками. Вот бы спрятать в себя эту глупую, слишком добрую девчонку. Запереть у себя под сердцем и больше не давать ей смотреть на этот грязный мир, в котором даже после стольких стараний всё равно приходится упираться в столь жестокую несправедливость.

Она только его.

В бездну всех людей и все три мира.

Без неё он больше не сможет сделать и вдоха.

Хватит.

Она итак слишком долго была где-то далеко.

— Не отпущу. — огненно проскрежетал он, в одно мгновение становясь бессильным ребенком, запертым в теле сильнейшего дьявола, у которого снова пытаются забрать самое ценное. Буквально вырывают часть и без того растерзанной души. Ампутируют без наркоза. И никакая регенерация уже не поможет восстановить сердце, если его вот так просто вырвут.

— Райнхард…

Уткнувшись в его грудь лицом, чувствуя, как дрожат его руки, Ева не выдержала. Будь она хоть трижды самой воинственной и смелой защитницей мира, но сейчас слезы всё равно полились из её больших зеленых глаз, будто она снова та маленькая девочка, которую он пытается оградить от опасности. Вот только сейчас всей дьявольской силы будет уже не достаточно.

Больно.

Как же невероятно больно.

И одновременно так тепло в его судорожных объятиях.

Она хотела бы остаться рядом с ним навечно. Несмотря на все запреты и все тёмные обрывки прошлого. Сейчас это не имело никакого смысла. Сейчас что-то значило лишь то тепло, с которым он прижимал её к себе.

И всё же…

Почему вновь что-то мешает им просто любить друг друга?

— Я не смогу без тебя. — отчетливо прошептал Райнхард.

Ему было плевать, что вокруг так много свидетелей. Плевать, что за этой сценой наблюдает его жестокий отец. Плевать на всё. Только она. Эта смертная, чистая малышка, что плакала в его объятиях, имела хоть какое-то значение. А всё остальное могло сгореть в бездне.