К сожалению, с чувством, которое он слишком поздно в себе осознал.

И вроде все сделано правильно. Вот только почему тогда так тошно?

Опять.

Люциан вздохнул и вытащил из ножен кинжал. Острие, как жало иглы, вонзилось в кожу, когда он вдавил его в палец. Выступила капелька крови, но он продолжал его крутить. Крутил, крутил и крутил до тех пор, пока боль не выдернула из той, другой боли.

— Люциан! Ты что делаешь?

Он дернулся, и кинжал полоснул по пальцу уже основательно. Глаза у Лены расширились, она перехватила его руку.

— Зачем?

Затем.

«Затем! — хотелось заорать ему. — Затем, что ты вошла мне под кожу и сидишь там, что я не могу без тебя дышать, не могу спать, не могу есть. Вообще ничего не могу и не хочу!»

Вместо этого он безразлично стряхнул ее руку и произнес:

— Захотелось.

Магия исцеления убрала порез в считаные мгновения, кинжал отправился в ножны. Порез-то исчез, а вот два клейма — там, где кожи только что касались ее пальцы, горели по-прежнему. Горели, разбросав свои огненные отростки по всему телу, пустив корни в сердце, плавя его изнутри.

Люциан хотел бы посмотреть, как смотрит она — просто внимательно, с сочувствием? Что там еще в ее взгляде? Уж точно не то, что чувствовал он.

Хотел бы. Но не мог.

Ради нее он еще десять раз отказался бы от всего того, что раньше казалось таким важным. Когда-то он представлял этот день: как отец отказывает Сезару в наследовании и называет его. Как проводит ритуал, как его сила принимает новое право — право наследника короны, но… Сегодня он легко сбросил это, как лишнее. Как ненужный груз. Просто потому, что корона была ему не нужна.

Без нее.

Потому что принять перспективу короны — значило, отказаться от нее навсегда. Вот только он не собирался отказываться.

Уйти, залечь на дно, выждать, пока поутихнут чувства, а дальше… Дальше — что?

— Люциан, я… — Лена первой нарушила затянувшееся молчание, но он перебил:

— Зачем ты пришла?!