Никогда не было такой тяги к женщине, никогда не было столько вот всепоглощающего желания, которое рвало на части, сметая всё кругом. Он вообще сможет без неё?

Всё, что происходило там, за пределами этого их маленького, но такого бескрайнего кажется мира на двоих, было не важно, не нужно и так тяготило. Рэтар понимал Хэлу, когда она говорила об одиночестве, каждое слово, потому что у него было так же.

— Ну, что пошли петь? — спросила Хэла хриплым голосом, пытаясь прийти в себя.

Рэтар прижимал её к себе, невообразимо хрупкую после их близости, внезапно ставшую совсем маленькой рядом с ним. Улыбнувшись и поцеловав, ему больше всего на свете хотелось сейчас утащить её к себе, укутать и не отпускать, и вообще ничего не делать.

— Про дурака и молнию? — спросил феран.

— И не только, — хихикнула ведьма.

— Эта песня кажется про меня, — заметил Рэтар.

— Правда? — нахмурившись, она посмотрела на него с удивлением.

— Да, — шепнул он, всё никак не желая отпустить.

— Эта песня про дурака, — заметила Хэла.

— Разве? Люди считали его дураком только, потому что он хотел поймать молнию, но кто сказал, что он был дурак? Молнию-то он поймал. И я поймал, разве нет? Вот она — светит только мне.

Ведьма рассмеялась, уткнувшись ему в шею:

— Да ну тебя! И правда — дурак, — смущённо буркнула Хэла.

Улыбнувшись Рэтар поцеловал её, потом сильнее к себе прижал. Снаружи запели песни, они начинались где-то в селении и по подхватывающим на кострах людям доходили до дома.

— Идём? — шёпотом спросила ведьма.

— Идём, — кивнул феран с неохотой и помог ей затянуть шнуровку на платье.

— Ты меня растрепал всю, — насупилась она, ощупывая свою голову.

— Мне так больше нравится, — ответил Рэтар, — но сейчас это и вправду плохо.

Хэла уставилась на него, приподняв вопросительно бровь.

— Потому что так мне сложнее держать себя в руках, точнее свои руки от тебя подальше, — пояснил он. — Невозможная будет мука.