— Нет, ты только представь! — воскликнула она, всплескивая руками, — от границ Аривьена выдвинулся воздушный полк! Да он просто самонадеянный идиот!

«Если он — самонадеянный идиот, тогда почему ты так бесишься?» — подумал Итан и промолчал.

— Дирижабли, ха! — Лессия взмахнула рукой, как будто была дирижером, и именно сейчас должны были прозвучать первые звуки симфонии — ее личной симфонии.

— Что уставился? — следующая реплика, уже адресованная Итану.

«А что я должен говорить? То, что буду только рад, если твою голову насадят на пику?»

Не то, чтобы Лессия умела читать мысли, однако же, что-то такое было в глазах Итана, что заставило ее стиснуть челюсти и подойти ближе. Тонкие белые пальцы легли на серебряную куколку.

— Если моей голове красоваться на дворцовой стене, то твоей уж точно, — шипящим шепотом заверила она, — никто не забудет, мой драгоценный, как ты отломал голову тому придурку.

Итан прищурился и замер под пристальным взглядом королевы. В груди стремительно нарастало напряжение, мысли заметались под стенками черепа. Что ты задумала, тварь?

— Отломал, — дразнясь, прошипела змея, — выдрал вместе с частью позвоночника. Если меня не станет, тебе такое не простят, мой дорогой.

И расхохоталась, брызжа слюной. Итан невозмутимо взял салфетку, но ее тут же вырвала из рук королева, смяла и швырнула на пол.

— Что расселся? Поднимайся! И не строй из себя дурачка! — теперь она снова перешла на крик, и от этого стало как будто легче. Уж по крайней мере, привычнее.

Итан медленно поднялся, уже чувствуя, как его опутывают липкие нити чужой воли. Все тяжелее и тяжелее шевелиться, двигать руками. Он спеленут и снова беспомощен, также, как и тогда, когда она приказала отламывать голову.

Лессия остановилась в шаге, и Итан снова представил, как мог бы намотать на кулак ее роскошные белые волосы, и дернуть посильнее, так, чтоб сразу… А она смотрела на него пристально, с прищуром, и в зеленоватых глазах полыхало злое холодное пламя.

— Раздевайся, — с усмешкой сказала королева, — у нас много интересных дел.

Итан невольно вздохнул, когда его руки сами по себе потянулись к пуговицам роскошного камзола. Он ничего не мог поделать, и оставалось только наблюдать, как Лессия поглаживает серебряную куколку на черном шнуре, поглаживает так, как будто ей это доставляло удовольствие. Перед глазами, как по команде, возникло ее обнаженное тело, точеное, в мелких капельках пота, почти идеальное и такое ненавистное. Она каждый раз поглаживала эту куколку после того, как…

Он снял рубашку. Лессия опустила взгляд, рассматривая его живот, и улыбнулась. Еще бы не улыбаться, она лично поставила там клеймо, выжгла какой-то алхимической дрянью свой родовой герб.