Полученный знак вспыхивает на наших запястьях, останавливая кровь, идущую из саднящих порезов. А затем мы берёмся за руки. С одной стороны от меня Оен. С другой Сайви. Наши руки крепко переплетаются. Я поднимаю голову и сталкиваюсь взглядом с Вэйссом, что стоит напротив. Его глаза настойчиво изучают мое лицо. Черты лица выдают некоторое беспокойство. И я едва заметно мотаю головой, говоря подобным жестом: «Все в порядке».

Что в принципе правда. Ведь сейчас мне не придётся брать этот груз только на себя. На этот раз мы разделим его…

Небольшой кивок головой от Фидж, и мы начинаем зачитывать заклинание упокоения, добавив печать рода, которой является фамилия.

Пламя свеч начинает подрагивать. Оно то затухает, то вспыхивает вновь, когда леденящий душу холод опутывает мои ладони, а затем резко отступает, впервые заставив меня расслабленно выдохнуть. В том, чтобы колдовать в команде, определено есть свои преимущества. Например, румянец на моих щеках не исчезает, превратившись в мертвенно-бледный. А пальцы рук не подрагивают, когда очертания Мирабель стараются и, спустя мгновение, она окончательно исчезает, покинув этот грешный мир…

Вздох облегчения срывается с моих губ, несмотря на то, что лёгкая дрожь все ещё присутствует в моем теле.

Пару секунд мы молча смотрим в пустоту уходящей тени. А затем свечи гаснут. Наши руки расцепляются и безвольно опадают.

— Получилось… — едва слышно, словно боится нарушить появившуюся атмосферу таинства, произносит Норман.

Ещё мгновение я смотрю в пустоту круга, а затем разворачиваюсь и покидаю комнату.

Временами мне невыносимо думать, что однажды и мы последуем за яркими огнями, ведущими на ту сторону… Но к сожалению это то, чего избежать невозможно. Никому. Никогда.

Главный закон природы — святыня для всех существ. В том числе и человеческих созданий… Детей небес.

Мы прощаемся с добродушной горничной — мисс Помм, а затем и хозяйкой — миссис Альвент, пожелав их семье всего наилучшего. И в благодарность получаем большой, ягодный пирог, от которого все ещё исходит тепло.

В академию мы возвращаемся, сохраняя умиротворённое молчание, когда на пороге особняка нас встречает смотритель, оказавшийся мистером Йонгом, что ведёт «История Ольсфорда».

Когда мы оказываемся все в том же — главном зале, то замечаем одну весьма значительную деталь. Кроме преподавателей, восседающих за столом и перебирающих какие-то бумаги, громко споря, здесь никого нет — либо все уже сдали и ушли, либо все по-прежнему на задании. Если, конечно, убрать фигуру ректора, чье присутствие заставляет вновь мысленно обратиться к Богам.