— Спасибо тебе за заботу.

Я встала с кровати, и меня пронзил озноб. Обхватив себя руками, я подавила дрожь и подошла к сестре, обняла ее и положила голову на плечо. Из-за заложенности носа я не ощутила родной моему сердцу запах домашних пирожков с рыбой, которыми она торговала каждый день с утра и до позднего вечера.

— Кому ж ты нужна, кроме меня, горемычная, — проворчала она, раскрасневшись от сестринской ласки. Немного повредничав, Аннет обняла меня в ответ и погладила по голове. — Себе, наверное, тоже не очень надобна. Худющая-то какая стала.

Аннет жестом указала на зеркало, стоявшее около большого шкафа для одежды, и привела к нему за руку, будто хотела познакомить с отражением.

— Куда делись розовые щеки? А глаза? Как у покойницы, видишь? — беззастенчиво описывала сестра меня в зеркале. Тяжелая работа, плохое питание и непродолжительный сон — плохие условия для сохранения цветущей внешности. Тем не менее, отражение меня удивило: голубые глаза, доставшиеся от матери, теперь не блестели живым огнем, а выглядели стеклянными, почти ледяными. Их украшали увесистые синяки от недосыпа. Щеки исчезли, линия скул стала острой, как бритва. Волосы поредели, от прежней копны, из которой можно было заплести длинную косу, не осталось и следа. Собранные в крепкий пучок, они казались мне жалкой светлой паклей, размазанной по голове. Как хорошо, что моя работа сейчас не подразумевает соблазнение мужчин ради выведывания информации, а то меня ожидало бы крупное фиаско. — Ну хоть от фигуры что-то осталось. Глядишь, кто и позариться!

— Обязательно, сестра, — я отвернулась от зеркала, натянув на губы дежурную улыбку, и задержала дыхание, подавляя болезненный спазм першавшего горла. Аннет недовольно покачала головой и подошла к обеденному столу, продолжив бороться с вездесущей пылью.

Я подошла к умывальнику и заткнула раковину пробкой. Набрала оставшейся со вчера воды и принялась умываться. Холодная вода приятно щипала теплые щеки и ненадолго помогла даже избавиться от головной боли. Эх, сейчас бы в купальни: отлежаться в теплой воде, растереться мочалкой с душистым розовым маслом, понежиться в крепких мужских объятьях… а лучше быть облюбленной во всех мыслимых и немыслимых позах, дрожать от нахлынувших ощущений, не чувствуя ничего, кроме удовлетворения.

— Мужика-то, поди, давно не было? — Аннет бессовестно вернула меня из мира желаний в суровую реальность, где вместо хорошего мужчины у меня была только раскалывающаяся голова, адски чешущийся нос и больное горло.

Развернувшись к ней, я демонстративно закатила глаза и детским голосом процедила: