Она вздохнула тяжело.
— А тут в доме безумие такое — митира родила, умерла, — продолжила всхлипывая женщина. — Достопочтенный Рейнар с ней в комнате закрылся, с мечом. Обещал любого прирезать, кто зайдёт. Ферина-матушка, еле смогла ребёнка забрать. Ходила с ним по дому две мирты, а он уже есть начал хотеть. Она ему кормилицу из Зарны. Они всё искали, а не могли найти никого — пора была жаркая, урожай собирали. В тот год много было, мужики на войне, бабы с дитями на перевязи в поле.
Она видимо стёрла слёзы, втянула задыхаясь от слёз воздух.
— А я аж на улице услышала, как он орёт. И я же кормила сына. У меня молока было ой как много. И у меня так грудь от крика свело, что хоть вой, хоть с дитём реви. Пошла к достопочтенной ферине, говорю ей, дайте мне, я покормлю. Она отдала, радостная, обняла меня, у неё слёзы в глазах, а я взяла его и думаю — покормлю и пойду топиться.
Мита говорила уже сквозь непрекращающиеся слёзы:
— А как взяла… ну, куда я денусь, а? Он знаете как ел?
— Да уж Роар ел, — прыснула Эка. — Помню маленький и за себя и за ещё двоих. И еду таскал в стряпной. Всё время тут сидел, а мамушка его всё лепёшками пресными кормила.
— Да ну тебя, Эка, — всхлипнула Мита.
— Да мы только эти лепёшки и ели, выли уже, — не унималась хозяйка. — Просили — Мита, ну испеки других, а она нет, Роар у неё другие не ест.
Женщины рассмеялись.
— И так и не утопилась, — откликнулась Хэла задорно.
Мита что-то промычала рыдая.
— Ну, так надо нам всем пойти и сказать огромное спасибо достопочтенному митару, — нарочито громко сказала чёрная ведьма, — что так громко кричал, что у бабы аж на другой стороне дома грудь свело, и она топиться передумала.
Роар всё это время стоял молча, глядя в пол. Он любил Миту, любил очень сильно.
Мать Рэтара любила Роара, как сына, но всё же она скорее была кем-то вроде воспитателя, мягкого, но требовательного, а вот стряпуха была именно мамой. Всё прощала, всё понимала, всегда жалела. Она не просто выкормила его.
Митар оттолкнулся от стены после слов Хэлы и зашёл в кухню.
— Роар, — взвыла Мита, увидев его. — Нет, слышал?.. Не слушай меня, ну, что…
Митар обнял кормилицу и та разрыдалась пуще прежнего, а феран развернулся и пошёл к себе. За ним тихо разошлись и остальные женщины, оставив Миту и Роара одних. Хэла нагнала его на лестнице.
— Подслушивать нехорошо, достопочтенный феран, — фыркнула она.
— Знаю, но ему эта привычка на пользу частенько идёт, — ответил Рэтар. — Да и мне порой тоже.