— Ты никогда не думала, почему это место прозвали Одинокой Рощей? — ни с того ни с сего спрашивает Фолк. — Хотя правильнее было бы назвать его одиноким деревом или одиноким дубом…

Это правда. Вокруг сухие, давно скончавшиеся дубы, в мольбе сиротливо тянут свои ветви в равнодушное небо. И только один дуб шелестит зеленью и выглядит до того величественно на фоне убогих мёртвых собратьев, что хочется любоваться им вечно.

— Честно говоря, нет. Наверное, остальные засохли от старости.

— Наверно… Только этот отчего-то цел и невредим. — Он кивает на единственный зелёный дуб здесь. — В детстве я слышал легенду про то, как жила и погибла дубовая роща. Этот дуб будто из той самой легенды.

— Расскажи… — прошу я. Почему-то мне очень важно услышать эту историю.

Сначала Фолк долго молчит, но потом всё-таки начинает рассказ и голос его теперь совсем иной — вкрадчивый и тихий:

— В далёкие-далёкие времена населяли землю колдуньи. Встретятся в полночь и давай зло творить. То урожай помнут, то скот перепугают, а то и дома спалят. Ловили их люди, да где им, без волшебной силы-то.

После ночных проделок больше всего колдуньи любили отдыхать в кронах дубов, что росли у пропасти. Стоило им подлететь к деревьям, да прошептать нужные слова и могучие дубы раскрывают объятия, только и слышно, как скрипят под их ногами ветви, как зелень шуршит, как стонут стволы. А людям и невдомёк, где прячутся ведьмы. Так и повелось.

Но однажды молодой дуб восстал против колдуний и зашумел:

— Разве правильно это, что мы укрываем зло своей листвой?

— Уж не жалеешь ли ты людей, что рубят наши стволы? — загремели собратья. — Таков уж этот мир, всем достаётся. Мы терпим дождь, снег, ветер. Так пускай и люди потерпят колдуний.