— медальон показывай. откуда нам знать, что ты тот самый Фейр из ковена Ворона, а не ограбил его на дороге и не украл документы?

Аларик ждал этого, и потому нырнул рукой за пазуху, извлекая медальон. В свете перстня сверкнуло серебро — силуэт ворона, а внизу человеческий череп. Патрульные покивали: теперь сомнений не было, потому что медальоны магов были заговорены на кровь и имя, и никак иначе. Попробуй кто другой примерить медальон — тут же сгорел бы дотла.

— теперь я могу ехать к господину бургомистру? — мрачно спросил он.

— Поезжай, — ответили ему.

И Аларик, сунув обратно медальон, послал Енма вперед, по направлению к крепости на холме, потому что, по его разумению, бургомистр Шаташверина должен был быть там. За спиной раздался цокот подков по мостовой, и его все-таки окликнули:

— Эй, ты! А что это за тварь у тебя?

— Голем, — ответил он, не оборачиваясь.

Енм ступал мягко, бесшумно, что неудивительно для существа из глины и магии. Аларик, невольно морщась, думал о людской неблагодарности, и о том, что с таким отношением к темному ковену он нескоро заведет айшари. Айшари — это ведь по обоюдному согласию, женщина сама должна пожелать стать его, чтобы потом облегчать откаты от использования магии ковена. Пока нет айшари — только головная боль и судороги. И ни малейшего шанса ее найти, разве что какая-нибудь очень, очень бедная девица решит себя продать господину магу вместо того, чтобы продавать себя десяткам и сотням других мужчин. Ему же быть меньшим злом тоже не хотелось. Впрочем, после обращения к Дару и тьме голова болела так, что тут уж и перебирать особо не будешь.

так он въехал на пологий холм, залитый бледным светом луны, и остановился перед воротами крепости — старой, приземистой и похожей на большую черепаху. он несколько раз постучал в створку, прежде чем там открылось маленькое оконце, и на Аларика в свете факела подозрительно уставились выцветшие старческие глазки.

— Кто такой?

— Аларик Фейр, — отрекомендовался он, — господин Лафрой должен меня ждать. Я по предписанию ковена Ворона.

— Господин Лафрой, — ответили ему из-за ворот, — никого не ждет. он спит. К полудню будет принимать, так к полудню и приходите.

— мне надо сейчас, — настойчиво сказал Аларик, — по крайней мере, пустите меня внутрь. Я что, должен под открытым небом ночевать?

— А ты, милок, езжай на постоялый двор, — посоветовали ему, — а завтра в полдень приходи, господин Лафрой тебя примет, и все свои дела уладите.

тьма, леденящая, мертвая, всколыхнулась в груди вместе с магией. И тут же — огненная, выжигающая рассудок боль в предплечье. Аларик скрипнул зубами. Дурак, дурак, все никак не привыкнешь быть покорным, все никак не научишься оставаться спокойным — даже в том случае, когда хочется разнести к вергам эту крепость, а заодно выпить жизнь из всех присутствующих.