Остаток вечера пронесся в памяти с такой ясностью, что казалось, будто я заново переживаю каждое ужасное мгновение. Непрошеное прикосновение Пабло. Слишком широкий, длинный и острый шприц, пронзивший пупок. Горький запах крови с примесью пластиковой взрывчатки. Соленый вкус ила и ужаса.

Несмотря на то что моя рука дико дрожала, я ухватилась за одеяло и спустила его, затем зацепила край полотенца, испачканного кровью, и сдвинула. Моя майка высохла, но ткань покрылась коркой и порвалась. А запах…

Ангелы, от исходящей от меня вони слезились глаза. Как Ноа выдержал это? Как умудрился заснуть рядом со мной?

Между догорающим огнем и поднятым одеялом воздух стал таким резким, что желудок свело судорогой. Спазм заставил меня всхлипнуть, вторя тихому хлопку обугленных поленьев, и кровь засочилась из пупка.

Дыхание застряло в горле. Я провела пальцем по почерневшему животу, надеясь, что такой цвет обусловлен минеральными отложениями болота, но нет – грязь не прилипала к кончику пальца. Мое тело поражено гангреной. По крайней мере, это объясняло зловоние. Я изучила запястья, покрытые красно-фиолетовыми узорами от веревки, которой их обмотал дуэт Данморов, и во мне разожглись три чувства: отвращение, тревога и облегчение.

Отвращение к тому, что они сделали.

Тревога, что они сотворили это без раздумий.

Облегчение от того, что произошло это со мной, а не с хрупким человеком.

Сделав глубокий вдох, я ухватилась за край тумбочки и осторожно спустила ноги с кровати. Когда они коснулись пола, мне показалось, что я ступила на коврик из мелких иголок, а не плюшевое бежевое покрытие, испачканное грязными отпечатками обуви. Я изучала волнообразный рисунок, ожидая, пока утихнет покалывание в подошвах и черепе.

Когда ощущение затихло, я выпрямилась и подалась вперед. Ох, ангелы, нет.

Нет, нет, нет.

Я крепче вцепилась в тумбочку, поскольку зрение распалось на мелкие пиксели. И попыталась откинуться назад, чтобы упасть на матрас, но не смогла даже выпрямить тело, которое сжалось само по себе.

Все перед глазами будто покрылось пылью и утратило цвета. Я качнулась вперед и упала. Хотя падение было резким, ничто не врезалось мне в лицо. Ковер, должно быть, более мягкий, чем ощущался под моими пальцами.

– Не то чтобы черный не твой цвет, – сказал голос, звучавший будто из-под ковра, – но, возможно, не стоит подбирать оттенок кожи в тон глазам и крыльям.

Я улыбнулась, несмотря на то, как близко к истине было высказывание Адама и как сильно болели синяки, испещряющие мою кожу.

– Ты спал под кроватью?

– Там спят только монстры. – Посадив меня на ковер и прислонив к краю матраса, он добавил: – Считаешь меня монстром, Перышко?