– Это ничего, Грейс. Что бы ты ни решила, это ничего.
Это ничего, Грейс. Что бы ты ни решила, это ничего.
– Ты это не всерьез, – отвечаю я.
Ты это не всерьез,
– Если это поможет тебе перестать плакать, то всерьез. Тут ты ничего не можешь поделать, так что тебе просто придется это стерпеть. Что бы ни случилось, я обещаю, что не стану тебя винить.
– Если это поможет тебе перестать плакать, то всерьез. Тут ты ничего не можешь поделать, так что тебе просто придется это стерпеть. Что бы ни случилось, я обещаю, что не стану тебя винить.
– Это несправедливо, – говорю я. – Несправедливо, что они хотят сделать с тобой такое.
Это несправедливо, –
. – Несправедливо, что они хотят сделать с тобой такое.
Когда он смеется в ответ, это смех, взятый из трагедии.
– Жизнь вообще несправедлива, Грейс. Я думал, ты должна это понимать.
Жизнь вообще несправедлива, Грейс. Я думал, ты должна это понимать.
– Прости. – По моим щекам катятся слезы.
Прости. –
– Не извиняйся. Это не твоя вина.
– Не извиняйся. Это не твоя вина.
Он прав, но мне от этого не легче. Наоборот, тяжелее. Я накрываю ладонью щеку Джексона, чтобы он знал, что я понимаю, что я чувствую, какую тяжесть он несет на своих плечах, и не стану добавлять к ней новый груз. Не сейчас. Не из-за этого.
– Хорошо, – шепчу я, хотя в глубине души и знаю, что это неправильно. – Я отправлюсь с вами. Но и ты должен мне кое-что пообещать.
– Что угодно, – отвечает он, и его руки сжимают мои.
– Если нам удастся добыть сердечный камень – и уцелеть, – ты должен пообещать мне, что, прежде чем использовать его, мы вернемся к этому разговору. Ты должен пообещать мне, что дашь мне еще один шанс переубедить тебя.