«Ну вот и все, отлетался ты, дружок», — мелькнула паническая мысль. Все произошло так быстро, что даже страх не успел зародиться. А потом последовал удар и боль, после чего наступила темнота. Нет, кое-что еще сохранилось в памяти — стойкое ощущение, что все еще жив. Тому способствовала боль, которая накатывала каждый раз, стоило только Савелию вынырнуть из того темного, во что сразу же проваливался снова.

— Пей, не упрямься. Это поможет не терять сознание…

К губам прижалось что-то холодное, от чего по телу прокатилась противная дрожь. Савелию казалось, что он замерзает, сидя по шею в сугробе и не имея возможности из него выбраться. Руки, ноги немели, и каждый глоток воздуха рождал дрожь.

— Потерпи немного. Нужно сбить жар хоть на градус. Потом начнет действовать лекарство. Знаю, что холодно…

Кто это говорит? Голос женский и довольно приятный. Он все еще жив? Или это в раю так холодно? А почему, собственно, он решил, что попал в рай? Кажется, таким как он самое место в аду. Вот и Алина пожелала ему не так давно гореть именно там. Но когда горят, так отчаянно не мерзнут. И наверное, нужно попробовать открыть глаза.

Савелий сделал усилие, размыкая веки, которые, казалось, примерзли к глазному яблоку. Сначала ничего не получилось разобрать — все тонуло в дымчатом полумраке. Но потом он различил лицо. Женское. Только сообразить ничего не успел, как кожу снова обожгло холодом.

— Так. Ну все, хватит с тебя… — пробормотал все тот же голос. — А то еще окочуришься тут у меня. Нужно измерить температуру, — теперь и подмышку ему сунули что-то холодное, крепко прижав рукой.

Термометр. Кто-то пытается его лечить. Эти мысли стали наиболее осознанными, и кажется, сознание на этот раз не спешило уплывать от него.

Савелий снова напряг зрение. Получилось увидеть лицо отчетливее. Она молодая и курносая. А еще почему-то злая и растрепанная. И движения ее далеко не ласковые. Ладно хоть эту мокрую холодную тряпку с него сняла. Стало чуточку теплее.

— Тридцать восемь с половиной. Будем считать, что нормальная. Чего смотришь?! — еще и прикрикнула на него, встретившись с ним взглядом. — Умереть тебе не дам и не мечтай, хоть ты этого и заслужил, — с этими словами злая женская мордашка исчезла из поля зрения Савелия.

Что он ей такого сделал, что даже возможную смерть его оправдывает? Нет уж, раз выжил, то теперь будет бороться. А она симпатичная, даже лохматая и злая. Но не в его вкусе — слишком простая, деревенская какая-то.

Когда на тело его опустилось что-то сухое и невесомое, а еще пахнущее чистотой и свежестью, Савелий снова позволил себе закрыть глаза.