— Ненавижу лето, — прошептала я себе под нос поёжившись.

Но если лето я ненавидела, то начало осени почти не помнила. Не дав себе и дня отдыха, я продолжала работать в ресторане. Брала по две смены подряд, даже не пытаясь урвать выходные. Да, я чувствовала и вела себя, как робот, что очень не нравилось Машке, когда она, скрипя зубами, подписывала рабочий график, однако это, наверное, и спасало меня. Сентябрь вышел, как огромный белый лист, исписанный невидимыми чернилами. Вроде что-то на нем написано, но совершенно нечитаемо. Вроде что-то происходило, но абсолютно без воспоминаний.

Но потихоньку ощущение себя и мира вокруг стало возвращаться. Остались только проблемы со сном, которые, оказывается, легко решались путем приема таблеток.

С учебой пришлось повременить. Не отсидев ни одной пары, я взяла академический отпуск в надежде, что за год окончательно приду в себя. Теперь мне было не на кого рассчитывать. Я была в ответе сама за себя. Полностью самостоятельная личность. В общем, за что боролась…

А что касалось Него… Мы играли прятки, где никто никого и не собирался искать. Я научилась не думать о нем. Осталось только свести ненавистную мне татуировку.

С утра посетителей в ресторане всегда было немного, поэтому я, как обычно, торчала за барной стойкой, помогая бармену натирать до зеркального блеска стаканы.

— Извините, — послышался незнакомый мне женский голос.

Бармен тут же оставил бокалы в покое и защебетал так, что я могла и стоя спиной к залу, ощутить, как его рот растянулся на все тридцать два зуба.

— Доброе утро. Чай или кофе? Могу предложить вам изумительно чистую арабику для придания энергии в столь угрюмый осенний день, а еще у нас…

— Спасибо, — женщина тут же перебила тараторящего парня, а я невольно хмыкнула, продолжая тереть граненое стекло. Сама не люблю такую навязчивость, — но я здесь не за этим. Мне нужна Кира. Белова. Она же работает?

Мои пальцы застыли на стакане, а сама я почувствовала, как по позвонкам разлился холодок. Бармен тут же повернулся ко мне:

— Ки-и-р…

До того как обернуться, мне не составило труда догадаться, кто за моей спиной. Нервно сглотнув, я подняла взгляд на лицо женщины, стоящей перед баром, встречаясь с ее серыми, как сталь, глазами. С глазами моей матери.

Несколько секунд зрительного контакта хватило, чтобы в голове смешался коктейль эмоции: от шока до злости.

— Здравствуй, — спокойно произнесла Мила, слегка улыбнувшись.

Я молчала, соображая сколько лет не видела этого человека, и пыталась сопоставить образ, оставшийся в сознании с тем, кто стоял перед глазами. И он никак не сходился. В моих воспоминаниях двенадцати летнего ребенка эта женщина запомнилась совершенно в другом виде. Растрепанные, длинные светло-русые волосы теперь были коротко острижены и выкрашены в жемчужно-пепельный цвет, уверенный взгляд с аккуратным нюдовым макияжем, а не покрасневшие от крика глаза, идеально очерченные карандашом губы, вместо скривившегося рта, из которого вылетали едкие фразы и слова в адрес бабушки.