— Когда-нибудь я убью и тебя, и твоего рыжего идиота Берендеева, — простонала она. — Я мечтала, что отосплюсь в субботу… А этот гад мне весь сон перебил.

— Прости, Ларис, — Лиза от души зевнула, прикрыв рот ладошкой. — Это я виновата, не услышала будильник… а может, он просто не сработал. Тимка не стал к нам подниматься, чтобы не тревожить ранним визитом.

Лариска скептически фыркнула.

— Можно подумать, когда он орёт у нас под окнами — то совершенно никого не тревожит! Иди уже, заткни его чем-нибудь, или я за себя не ручаюсь.

Лиза выскочила на балкон — как была, в пижаме, лохматая и неумытая.

— С ума сошла, Лизюкова?! — поразился её внешнему виду одноклассник. — Ты ещё не готова, что ли?! Нам в девять нужно быть в школе! Одуван меня загрызёт, если подведу. Я же ей обещал…

“Одуваном” вся школа дружно называла директрису за её перманентную химическую завивку — миллион мелких кудряшек, которые забавной пушистой копной колыхались над её головой, как у молодого Валерия Леонтьева. Звали так директрису не в лицо, разумеется, а за глаза, но все — даже учителя — были в курсе.

— Ты обещал, а я должна страдать вместе с тобой, — негромко проворчала Лиза, ёжась на октябрьском холодке. — Не знаешь, почему я согласилась на эту идиотскую затею?

— Потому, что я твой лучший друг? — с обаятельнейшей улыбкой предположил Берендеев.

— Увы мне, — удручённо вздохнула Лиза. — Ладно, жди, я быстро.

Она вернулась в комнату и, наскоро набросив покрывало на смятую постель (времени полноценно заправлять не было), распахнула шкаф. Хлопанье дверцы и скрип выдвижных ящиков разбудили задремавшую было Лариску, и та снова недовольно заныла:

— Систер, совести у тебя нет! Я, между прочим, всю неделю вкалывала как проклятая, готовилась к семинарам и коллоквиуму, торчала в библиотеке до закрытия, делала доклады… На “автоматы” пашу, недосыпаю, недоедаю!

— У меня тоже в школе неделька была не из лёгких, — огрызнулась Лиза. — Извини, что не хожу на цыпочках, но это и моя комната тоже.

Она не выспалась, спешила, и раздражение, копившееся внутри, выплеснулось на старшую сестру.

— Эгоистка… — злобно прошипела та, накрываясь одеялом с головой.

Лизины отношения с Лариской всегда были далеки от идеальных. В те периоды, когда сёстры не находились в открытой конфронтации, они пытались сохранять вежливый нейтралитет, но всё же чаще общались с бесконечными шпильками, подколками и подковырками, словно нарочно провоцируя друг у друга взрыв эмоций.

Лизу откровенно подбешивала позиция старшей сестры, которая вечно строила из себя бедную овечку. Её амплуа в семье негласно именовалось “несчастненькая Лорочка” и бесконечно поддерживалось родителями, но не Лизой. Она не понимала, за что жалеть эту здоровую, как кобыла, сытую и благополучную девицу.