— Ты что там, Ливанский, умер?

Вот прямо с небес эротических на землю грешную своим надменным голосом опустила. Что за Стерлядь такая, нехорошая. Только-только фантазией разогнался, заменил в воображении мелкую брюнетку на блондинку с длинными ногами, обхватывающими мой торс, а тут на тебе реальностью по лицу.

— Да и уже воняю, — а что делать, только бурчать. Пока вылезал еще и два раза головой об стол приложиться успел. А этой хоть бы хны, стоит, улыбается. Я тут страдал, значит, ради пачки бумаги несчастной, из-за которой шишку себе заработал — она смеется. Хохочи, хохочи, потом я буду, когда книга выйдет, а мой герой-нагибатор над столом твой прообраз нагнет в позе летящего журавля над солнечным болотом.

Поднялся, отряхнулся, в очередной раз проклиная того идиота, что придумал корпоративную этику. Видите ли, джинсы у них одежда для рабочих. Будто мы все тут не работаем, отдыхаем на курорте не иначе. Жара под сорок градусов, а ты как хочешь. Будь добр носить костюм, потеть и вешаться на галстуке. Правда, от последнего я все же отбился. Даже ради хорошего вдохновения не стану удавку эту носить, тем более окно открыто, хозяйственный отдел уже месяц посылает человека почистить кондиционер. Из открытого широкого окна дуновения ветерка уже чудо, потому выдыхая с трудом. Оттягивая ворот рубашки расстегнутой на одну пуговицу. Еще бы одну, но заклюют свои же за неподобающий вид. Тьфу, монашки.

— Спасибо, Ливанский, есть-таки от тебя толк, — потянула Стерлядь, вцепляясь пальцами в несчастную упаковку. Опускаю глаза, маникюр ее разглядываю, искренне недоумеваю, зачем женщины на эту ерунду столько денег спускают, чтобы у них ногти разноцветные были. Вот скажите на милость, нафига три ногтя розовых, один в блестках и последний с какими-то полосками. Глаза поднимаю на эту бесстыжую женщину, что начальником моим по недоразумению является. Довольна собой, обязательно ей в кофе плюну при случае. Хотя такое свойственно моим коллегам-женщинам, тоже секретарям. Однако ж есть такое правило: как у женщин в одном офисе выравнивается цикл, так любой мужик в женском коллективе теряет свою мускулинную индивидуальность. Чего уже противится природе, завтра первым делом сделаю ей лучший в мире черный кофе с двумя ложками сахара.

— Да не за что, Марина Марьяновна. Все ради вас, любимой, — нельзя так явно сарказм свой демонстрировать. Точно нельзя. В книжках описывают, что взор темнеет, грозовые тучи, ожидаются осадки в виде пиздюлей.

— И в финансовый отдел зайди! Коробки там перетаскать в архив поможешь, — злобно шипит, может кобры у нее в роду были? — Все сто двадцать штук.