— И тебе хорошо отдохнуть. Ещё целых три дня, верно?

Ага, подумала я, повесив трубку. Ещё целых три дня.

Я вымыла посуду и выключила свет на кухне. А потом решительно направилась в гостиную. К ноутбуку.

В конце концов, дневная норма дневной нормой, но мы на то и писатели, что у нас ненормированный день.

Тем более что разговор с Верой здорово поднял мне настроение, а когда тепло на душе, то куда больше веришь в себя. И текст это чувствует: танец становится ближе, интимнее, честнее. Словно прижимаешь к себе возлюбленного и шепчешь ему самые важные слова, а он отвечает тебе, становясь продолжением твоего тела.

Финишная прямая. Дождь на плаще Кирилла Вяземского, одинокий стакан виски на барной стойке и слёзы Ирины у окна.

Роман, который мне захочется перечитать. Когда-нибудь.

Но сейчас я очень устала. И мне страшно, что если я вернусь и пойду перечитывать, я потеряю самое главное: уверенность в своих силах. Единственное, что у меня есть, как у писателя. Такое хрупкое. Такое сильное. Маленькое зёрнышко, которое Кирилл взял в ладони и согрел.

И вот сейчас, с прежним ехидством подумала я, из него вырастет такая финиковая пальма, что только держитесь!

А потом я пропала. Нырнула в текст, и больше меня не было нигде.

Пару раз я всё-таки отвлеклась, сходив на кухню: в горле пересохло, а в холодильнике оказалась упаковка живого кваса.

Когда я приканчивала третью бутылку, потирая глаза, на лестнице появился Кирилл. Я зевнула: устала я изрядно.

— Что? — сонно спросила я. — Пора в постель?

— Я бы сказал, что скоро пора вставать, — задумчиво сообщил Кирилл. — Ежонок, ты время видела?

Я посмотрела и охнула.

Половина третьего ночи. Шестое января.

— Я бы давно отправил тебя спать, но ты уж слишком поймала волну. — Кирилл улыбался. — Как, получилось батальное полотно?

Я бросила взгляд на счётчик знаков.

Четыреста тысяч. Меньше, чем за две недели.