— Эй, ты жива?

Эти слова прогремели в ушах, срезонировали в ушибленный мозг. Я поморщилась, из последних сил открыла глаза, чтобы увидеть лицо того, кто станет козлом отпущения, на кого я вылью все свое красноречие вперемешку с бешенством и злостью. Но вместо лица я разглядела лишь тепло карих глаз. Остальное как-то не фокусировалось. Запястье болело, как будто по нему проехал танк или, как минимум, трактор.

— Ай, — не удержалась я.

— Встать сможешь? — спросили глаза.

— Не знаю, — честно ответила.

— Я помогу.

Прежде чем я успела сказать о руке, Карие Глазки схватил за пульсирующее болью запястье и потянул вверх. Я заорала на него все-таки:

— Не нужно хватать за больную руку. Это негуманно.

— Ты же не сказала, где болит.

— А ты не спрашивал, — безапелляционно заявила я.

— Помочь, поднимешься сама или неотложку вызвать? — теряя терпение, спросил он.

— Лучше сразу в морг. Там есть шанс отоспаться.

— Самокритично, — бросил сердобольный спаситель и помог встать.

Но как только отпустил, я почувствовала, что опять падаю.

— Ты же сказала, что рука болит, — обхватив меня за талию, заявил спаситель.

— Рука болит, — эхом отозвалась я.

— Тогда, почему падаешь?

Он оказался высоким. Я задрала в голову, чтобы увидеть лицо. В глазах еще плясали звездочки, но и сквозь них он мне показался вполне сносным. Только вот небритый и лохматый. А еще от него вкусно пахло дымом. Курит, наверно. Не тот ли это человек, которого я обрызгала?

Я поморгала, прогоняя блестяшки.

— Просто голова немного кружится. Сейчас пройдет.