Мальчик хорошо кушает и быстро растет. Перед выпиской врачи провели все необходимые тесты и, помимо мелочевки, не нашли к чему придраться, поэтому у меня нет ни единой причины грустить. Егор же все последние дни выглядит перманентно польщенным.

Домой едем втроем. Математик за рулем, мы с малышом позади.

— Ничего не могу поделать, — говорит Егор, поглядывая в зеркало заднего вида, — меня до сих пор потряхивает. За премьеру «МейнМембер» так не переживаю.

— А что за нее переживать, если после предварительного показа все критики в восторге? — подмигиваю ему. — Вот. Егор, посмотри только: везем домой результат наших переглядываний с балконов. Такой красивый ребеночек получился.

— Ну, скажем, не только переглядываний… — заводит он свою привычную пошлую шарманку.

— Эй! Ты и вправду нервничаешь.

— Ага. У меня в голове не укладывается, что у меня есть ребенок, и нам без проблем разрешили его забрать домой. Так просто. Никто не препятствовал.

Мне становится смешно. И одновременно с этим — очень спокойно.

— Когда летим за вторым? Мне понравилось, — с переднего сиденья Егор дотягивается до моей руки и сжимает ее.

— Дай только дух перевести, — смеюсь в ответ, а сама думаю: с тобой — хоть на край света.

«Впервые за много месяцев оставшись наедине с собой, я осознал, что у меня нет совершенно никакого выбора. Вообще, выбор, если по-честному, — это иллюзия. Какую бы дорогу ни предпочел, точка назначения не изменится. Чтобы доказать свою любовь, я должен умереть. Это ее условие. Наша игра «на слабо», наконец, достигла финиша. Прекратить наши отношения, зависимость, которая для меня — воздух, — также подобно смерти. У меня нет выбора. Двадцать семь лет — идеальный возраст для того, чтобы оборвать существование. Нужно только докурить эту пачку сигарет. Зря, что ли, покупал?

Единственное, что меня держит на земле — это начатая пачка сигарет. Но ведь скоро она закончится, не так ли?

Дописано позже:

Ну что ж, вот и последняя. Гриша, действуй.

Беру ее и выхожу на балкон. Курю. Размышляю. И грустно одновременно, и радостно, что вся эта бредятина скоро закончится. Потому что так жить, как я все эти годы — попросту невыносимо. Природа внутри меня бастует. Даже она, пренебрегая инстинктом самосохранения, согласна пойти по пути наименьшего сопротивления.

На балконе напротив стоит девушка, которую вижу впервые. Просто одна из тысячи. Но отличается от всех тем, что замечает меня. За последний год я превратился в бледную копию себя прежнего, похудел килограммов на двадцать, осунулся, взгляд полудохлый. Утратил все моральные и этические принципы, на которые опирался по завету родителей. Меня давно стараются не замечать, а вот она — почему-то видит. А потом… зачем-то улыбается и машет. Искренне. Она не знает меня. Понятия не имеет, как я жил эти годы и что собираюсь сделать через минуту.