Робин готовил ее к соитию. Она застонала и сжала его коленями. Больше сдерживаться он не мог, и одним движением погрузился в нее.

Макси ахнула от ощущения, находящегося на грани боли и наслаждения. Робин заставил себя остановиться. Уже одного того, что он оказался внутри нее, было достаточно. Он чувствовал, что близок к кульминации. Внутри него все трепетало. Он словно вошел в тихую гавань, но одновременно в его крови бушевал шторм.

Их окружал мускусный запах любви — такой же интимный, как положение их тел. Правой рукой Робин поддерживал Макси за спину, левой нашел чувствительный узелок чуть повыше места их соединения и тихонько погладил его пальцем.

Макси застонала и приподняла бедра. И тут же по ней прошла глубокая долгая конвульсия, и она спрятала лицо у него на плече. Быстрые сокращения внутри ее тела вызвали у Робина извержение — ему даже не надо было для этого двигаться. Его тело залила волна неистового наслаждения, и одновременно эта обжигающая восхитительная кульминация принесла ему долгожданный покой.

Задыхаясь, он прижался лбом ко лбу Макси. — Макси, бесценная моя! Если бы только… если бы я мог доставить тебе такое же утешение, какое ты доставляешь мне.

Утешение! Макси вздохнула, радуясь, что он не видит выражения ее лица. Поняв, что он отчаянно нуждается в утешении, она согласилась пойти ему навстречу и в обмен получила хмельной восторг. Не так уж плохо. Но хотелось бы большего, хотелось бы быть не только источником душевного утешения и сексуального удовлетворения.

Нет, она несправедлива: Робин дает ей все, что может. Он же не виноват, что не может ее любить.

Макси немного отодвинулась от Робина, надеясь, что ее мышцы не затекли и она не упадет спиной на каменный жертвенник.

— Боюсь, что я разорвала твой шейный платок.

— Если так, то я навечно сохраню его обрывки между страницами томика стихов, — галантно сказал Робин и поцеловал ее.

Этот ласковый поцелуй заставил Макси суеверно вздрогнуть. Она обещала себе, что еще хотя бы один раз отдастся Робину. Неужели это и был последний раз? Она попыталась заглянуть вперед и уверить себя, что их ждут годы любви и наслаждения, но увидела лишь черный туман отчаяния.

Она вздрогнула, и Робин заботливо сказал:

— Ты озябла. Пора вернуть себе приличный вид и вернуться в дом. — Он отступил назад, взял Макси за талию и осторожно опустил на мраморный пол. Потом подал ей носовой платок и добавил:

— Хотя бы более или менее приличный. Если мы будем выглядеть безукоризненно, никто не поверит в подобную добродетель.

— Куда уж тут до безукоризненности. — Макси поправила юбку. К счастью, между шелком юбки и шершавым камнем жертвенника находилась шаль. — Лишь бы о нас не подумали так дурно, как мы того заслуживаем: поцеловались, дескать, несколько раз, только и всего.