— Даш, возьмем водный велосипед? — замер он перед знаком проката у крохотной пристани.
Я кивнула. Я сейчас на все буду кивать. До кофе…
— Я серьезно! — не унимался Кузьма.
Я тоже была ну очень серьезной.
— Мне плохо! Ты слепой?
Взять бы так и влепить его головой в каменную стену, чтобы научился сначала думать, а потом уже говорить!
Вид у меня оказался достаточно грозным даже для уток — целое семейство мамы и выводка прижалось к стене при нашем приближении. Я, наверное, выглядела как зомби. Оставалось вытянуть вперед руки и мычать: "Кофе, кофе, кофе…" И просто чудом мы дошли до кафе, не переругавшись в пух и прах. Не чудом, а просто Кузьма на время заткнулся.
— Хочешь пирожок?
— Я ничего не хочу! — почти кричала я, потрясая дурацким стаканчиком, в котором плескался абсолютно дурацкий кофе. — Мне плохо!
— Даша, я не слепой, — ответил Кузьма спокойно.
А я продолжала трясти стаканом, и из его носика уже выплеснулось пару капель — пока еще только на крышку, но скоро я залью кофе и себя, и его, и всю улицу…
— А мне кажется, что слепой!
Я отвернулась. Просто не хотела его видеть. Вернее, не его, а солнце, которое даже сквозь солнцезащитные очки щипало до рези в глазах.
— Даш, — его руки легли мне на плечи, подбородок — на макушку. Что за дурацкая манера обниматься?! — Я куплю кекс. Вдруг захочешь…
— Да покупай, что хочешь! — взвизгнула я, и он убрал с меня свои ручищи.
Да, что хочешь! Только я не зайду внутрь: увижу винные ряды — расколочу все бутылки к чертовой матери!
Но кекс я съела и кофе допила, и не потому что хотела, а потому что мы вознамерились зайти в церковь! Я зашла туда, чтобы сесть. Кузьма — чтобы купить свечу в подстаканнике и оставить зажженной подле Богоматери, потому что мы не знали, куда еще поставить… Спасибо, что Таська жива. Как говорится, остальным не бог, а человек располагает. Выкарабкается. Поумнеет? А, может, она умная. Ну и плевать, что дура в глазах брата. Брат сам-то умом не блещет.
— Даш, что будем делать?
Разве умный, глядя на меня, задал бы подобный вопрос. Мы завтракали сэндвичами, которые я даже при большом желании не могла запить апельсиновым соком. Пришлось отхлебнуть новый кофе, хотя Кузьма хотел попросить для меня какао. Но меня что-то от одного воспоминания об его вкусе начало мутить.
— Спать, — отрезала я.