Мадина корячится на полу, оттопырив до сих пор голую задницу, цепляется за штанину брюк, умываясь слезами. Трясу ногой.

— Пошла на хер. Или тебя через пять минут по кругу пустят.

Это её подстёгивает. Быстрее всего. Мадина торопливо поправляет одежду. Пальцы и губы трясутся нервной, злобной дрожью. Шипит что-то себе под нос. Как кобра. Голову бы отрезать гадине, как её отцу и дяде. Жду, что выплюнет оскорбление или выкинет что-то. Но Мадина язык прикусывает и выходит торопливо, почти бегом. Сукой побитой покидает дом своего отца.

Ещё раз обвожу взглядом дорогую лепнину, обилие бархата и тяжёлых тканей. Много бабла сюда влито, очень много… Исаев не бедствовал, но хотел укрепить своё положение. Ещё больше.

Не выйдет.

— Ну так, начинаем?

— Да. Начинайте. С камер все записи сняли? — уточняю. Проверить хочу, чем жили Исаевы.

— Сняли. Отвезём, прошерстим.

— Тогда начинайте.

Дом быстро занимается огнём. Весёлым и голодным. Он жрёт всё, несмотря на ценность. Огню плевать на количество нулей в ценнике.

Передвигаюсь к другому дому. Проверив, что внутри никого не осталось — ни людей, ни животных, даю отмашку.

Это долго и муторно. Но лучше самому проверить всё. Чтобы не было лишних изуверских жертв.

***

Впереди ещё треть квартала, а запах гари въелся под кожу. Из-за рёва огня и пожарных сирен едва различаю звон телефона.

— Да.

— Зверь, хача надо бы в больничку, — голос Дрона слышится беспокойным.

— Что с ним? Ты говорил, выкарабкается.

— Говорил. Но сейчас он на волоске от смерти. Пульс, дыхание, температура. Отъезжает к праотцам, короче, — докладывает Дрон. — Здесь у нас не полноценная палата. Оборудование не всё… — оправдывается.

Зубы стискиваю, понимая, что клиника Исаевых пустует сейчас. Без персонала. К тому же доверия к оставшимся нет почти — всех проверить следует.

— Вези его в восстановительный центр. Живо!