Потом был треск огня. Жар, лижущий пятки. Ползком из дома. Зарема мертва. Сын тоже. По пути что-то круглое задел. Голову отца.

Это не дом, а кладбище. Здесь только мертвецы живут.

Прочь…

Гул сильный. От огня или от демонов, ревущих внутри. Несмолкаемый ни на секунду. В больнице провалялся недолго — списывать, как полудохлого собирались. Непомнящим своё имя прикинулся. Вышвырнули в питомник для бомжей. В том изуродованном и перебинтованном никто не признал Рустама Алиева.

Мёртв он. Окончательно. Точка.

Чуть позднее выяснилось, что Порох перед смертью отобрал всё, как и говорил — деньги, ценности, имущество оказалось переписаны на каких-то левых людей. Но везде подпись отца. Чуть кривая. Видно, дрожал, когда подписывал. Хотел выторговать жизнь. Не получилось.

Теперь у Пороха было всё, а у меня — ничего. Так начался путь Зверя.

Капли горячей воды по телу стекают. Уносятся вниз, в сливное отверстие. Кажется, что вода красная. Мыслями омыло и слезами сухими. Жжёт до сих пор. Но уже иначе. Лишь следом, а не раной.

Надо это запереть внутри — жадных демонов с их воем и жаждой мстить. Выпустить лишь в нужный момент. Когда на пути появится тот самый — главный виновник устроенной резни.

Месть приобрела другой вкус и оттенок.

Дочь Пороха — при любом раскладе — моей останется.

Я за дела отца пострадал, не зная о них. Малая тоже не в курсе, чем её папаша промышляет.

Похер, нужна она ему или нет. Главное, что мне она нужной стала. До дрожи.

Одежда чистая и мягкая к телу приятно льнёт. В спальне ещё сумрак прячется по углам. Но в окне уже светает. Можно увидеть, как рассвет в окна крадётся.

Не успел к кровати подойти, любуясь тонким лицом Малой.

Просыпается. Будто чувствует, что я рядом. Тянется ко мне спросонья всем телом.

Подхватываю, не чувствуя веса. Только мягкое тепло по мне разливается. Запах сладкий в голову бьёт. От неё все, до единого нервы напрягаются, от желания забрать так, чтобы внутри себя спрятать.

— Вернулся.

Сонно смотрит, пытаясь понять, какой час.

— Ещё рано. Я не хотел будить.