— Благодарю! Всем приятного вечера! — желаю я остающимся в доме Светлане и Холодильнику.
— Подождите! — рявкает Холодильник, не стесняясь ни друга, ни невесты. — Вы забыли познакомиться с ограничителями.
— У меня простой, — встревает в разговор Светлана. — Никакой пошлости и сексуального подтекста. Так что все в порядке.
— У меня ограничитель к Нининому желанию вообще не подходит, — показывает мне листочек Матвей.
"Не переодеваюсь в женскую одежду и обувь. Не целуюсь с мужчинами".
— Прочтите мой! — приказывает Холодильник, сев в кресло.
Беру в руки листок, усилием воли заставляя их не дрожать.
"Вашему желанию срок — два месяца. Потом я не остановлюсь".
Пока я просчитывала его — он просчитал меня. Но два месяца — это огромный срок, шестьдесят дней, за которые я все придумаю. Даже странно, что Холодильник дал так много времени, а не пятнадцать минут или сутки.
— Выброси! — дает команду Евгению Хозяин, показывая на стол с картами.
— Не надо! — подбегая к столу, кричу я. Чтоб тебя! Я точно знаю, сколько стоит такая колода карт! Больше десяти тысяч. Я подарю ее папе. Я выиграла благодаря ему! — Можно? — запоздало и испуганно спрашиваю я Хозяина.
— Ради бога! Наслаждайтесь! — говорит он, почти с презрением глядя на меня. Все, что есть на столе, смахиваю в свою красную сумочку и гордо иду по направлению к Матвею. Он одевает на меня пальто и даже застегивает его на все пуговицы под скрежет зубов Холодильника. Надеваю на голову огромный капюшон.
— Вы похожи в этом пальто на католическую монашку, — шутливо- благоговейно говорит Матвей.
— Пойдемте, сын мой! — шучу и я, чрезвычайно собой довольная.
Всю дорогу Матвей пристает с шутками и комплиментами, напрашивается в гости, назначает свидание. Вяло реагирую, в основном, улыбаюсь. Припарковавшись возле моего подъезда, Матвей спрашивает:
— Расскажете про желание для Шурки, пожалуйста, я от любопытства просто чешусь!
— Помажьтесь кремом! — сердобольно советую я. — Но вас это не касается.
— Так нечестно! — обижается Матвей. — Я же его друг!
— Но не мой! — возражаю я.
— Готов! — тут же находит, что сказать, Матвей. — И дружить, и даже больше!