Но они возвращаются сквозь непогоду.

Не пройдет и полгода, как я появлюсь,

Чтобы снова уйти на полгода…

Я села на высокий знакомый табурет. Егор изумленно глядел на меня с непочатой бутылкой в руке:

— Стихи? Лола, ты сегодня поражаешь меня в самое сердце. Еще один фокус в таком роде и я, ей богу, женюсь на тебе! — рассмеялся доктор. Раскладывал еду по фарфоровой тарелке. Кобальт и золото по ободу. Подглядывал реакцию на моем чисто вымытом лице.

— Пф! Напугал ежа голой жопой, — усмехнулась я в стиле своих квазисестер. Цинично и грубо. Для доктора специально, что бы глупостей не думал. Хватит с меня высокой мелодии любви. Наслушалась досыта.

Егор явно не ожидал. Руки, нарезающие холодную телятину, застыли на миг, потом продолжили дело.

— Не понял? Кто-то уже сделал тебе предложение руки и сердца? — осторожно спросил он, опуская без комментов мой последний пассаж. — Что-то случилось?

— А, забудь. Проехали, — я пригубила прохладное вино. Золотой виноград с мускатной нотой. Перевела тему: — сладкое игристое и мясо. Я тебя не узнаю, милый.

— Ничего лучше у меня нет. Ты же не станешь пить порто или мадеру? — Егор сел строго напротив меня.

Его тарелку украшала только гроздь черного винограда. Ничего не ест в это время суток. Пять минут двенадцатого ночи.

— Боже упаси, я выжить хочу назавтра, — засмеялась я. — Вкусно очень. Спасибо.

— У тебя подруги есть? — мужчина аккуратно налил себе виски на палец в знакомый хрусталь.

— Да, — ответила я согласно.

Широкий ломоть мяса на белом. Слегка остывшая, истекающая желтком яичница сверху. Красная аджика, жгучие капли упали с деревянной узкой ложки. Не хватает, очевидно, зеленого цвета. Кинза.

— Много? — он следил за моими руками, не отрываясь. Только веки прикрыл, спрятался.

— Нет. Одна Кристина, пожалуй, — я завернула натюрморт в тонкий лаваш и откусила.

— Значит, ты ей открываешь душу? Или совсем никому? — он налил мне еще немного вина.

Привкус жаркого лета. Прозрачный мускатный воздух синих склонов Апеннин. Смуглые крестьянки смеются и давят ягоды стройными ногами, подоткнув юбки к поясу, в такт песням вечного Челентано. Жаль, что ночь вокруг теплая, южная. Дома, на бедном севере моем, этот аромат произвел бы впечатление. Сыграл бы с ледовитым дыханием океана какую-нибудь шутку. Неужели я соскучилась по холоду? Я? Пора?

— Лола, ау! Ты не слушаешь меня, — пробился сквозь ностальгический бред мужской голос.