Лере тоже сделали укол, дабы окончательно не обезумела. Сказали: такая доза, и лошадь с ног свалит — проспишь не менее суток.
Всего-то пару часов подремала. А теперь, уткнувшись безжизненным взглядом в потолок, отсчитывала удары собственного сердца, под монотонный звук секундной стрелки будильника.
Не вернется. Отныне у нее новый дом. Под землей.
Теперь Лера знала, как выглядит Ад. Он там, где более нет ее — самого близкого человека, на целом белом свете.
В ту страшную минуту, они с матерью разговаривали по телефону.
Девушка слышала ее крик. Пронзительный визг тормозов. И стон.
А потом уже выла в голос, не помня себя от горя. Рыдала без остановки, находясь во власти истерики.
Кто-то, дорогой сердцу, постоянно находился рядом. Поддерживал. Никого к ней не подпускал. Насильно пичкал едой, и заставлял пить больше жидкости.
Ее тайная…безумная любовь, о которой не догадывался никто! Даже он сам…иначе, не воспринимал бы как младшую сестру. Но мама знала. И к счастью, выбор ее сердца не осуждала. Она не раз говорила, как хорошо относится к Герману, словно к родному сыну. А за несколько недель до смерти, и вовсе, сказала очень странную вещь: