Едва касаясь, он провел по предплечью указательным пальцем снизу вверх, пробуждая тысячи ее нервных окончаний, и заставляя вздрогнуть. Демонстративно вернул на место упавшую бретельку.

— Каков ублюдок, — хмыкнул, театрально вздыхая, — не заставлять же тебя плавать нагишом…

Отстранился мужчина быстро. А пару секунд спустя, извлек из верхнего ящика комода черные треугольники, в которых Лера признала свою собственность. И тут же, обиженно закатила глаза:

— Серьезно? В комоде? Я надеялась, что ты носишь мои купальные трусики у самого сердца. Прямо в кармане рабочего пиджака. Скажем, вместо платочка!

Давыдов рассмеялся, а после окинул таким горячим взглядом, что она поперхнулась собственной слюной. Желание шутить отпало мгновенно, уступая место совершенно другому…желанию.

— Ну, что ты, Лера! На кой черт мне сдались твои купальные трусики? — Поспешил успокоить, а потом добил. — Там хранятся настоящие. Кружевные. Сегодняшние.

Плавание отошло на задний план. Самый последний! Перед глазами мгновенно предстала картина их развратных действий, в самый разгар сегодняшних переговоров. И ее нежнейшие кружева…Боже, в ушах до сих пор стоял треск рвущейся ткани. Она вспыхнула, точно свеча. И черт его знает, от запоздалого стыда, или же разливающегося по венам возбуждения.

— Ну, конечно! — Попыталась отшутиться. — Наверняка, выкинул в ближайшую урну.

Герман шутку не оценил. Открыл створку огромного шкафа, и подтолкнул к нему:

— Так ты проверь.

— Поверю…на слово.

Внезапно он развернул ее к себе лицом, прижимая спиной зеркальной двери. Лишь сдавленное «ох» и сорвалось с губ.

— Моя девочка…как же ты возбуждена, — прошептал прямо в ухо, властно обхватывая полушарие женской груди. Детально осмотрел острые пики, слегка пощипывая, тем самым превращая ее конечности в вату, — невероятное зрелище…

— Ч-что?

Герман не разговаривал более — накрыл тугую торчащую вершинку горячим влажным ртом, прямо поверх тонкой ткани сарафана. Лера выгнула спину, подавшись ему навстречу. Отдавая всю себя. Стон, трепетный и страстный, заполнил пространство. Ее стон.

Любовь. Моя. Любовь.

Словно обезумев, вцепилась в волосы Давыдова. А оторвав его от собственной груди, сама набросилась на столь желанные губы. Ответ последовал незамедлительно. И в тот миг, мир перестал существовать. Лишь он. Лишь его руки, поцелуи и объятия.

Когда раздался настойчивый стук в дверь, девушка была уже обнажена до пояса, демонстрируя Герману полную упругую грудь. Мужчина же, в свою очередь, водил торчащим, как кол, членом, вдоль влажных девичьих складочек, и готовился проникнуть глубоко внутрь. До упора. Чтобы хорошенько, хорошенько ее…