— Какая?

— Такая! Всегда в хорошем настроении, думающая о хорошем и видящая в людях только хорошее.

Анна кивнула.

— За исключением людей, — уточнила она. — Я принимаю людей такими, какие они есть. Но так было не всегда.

Матвей замолчал. Они проехали квартал.

— Я вот понять не могу: что же ты, вся такая правильная и позитивная, мужа не уберегла? — с ехидством спросил он. Скорее нет, это больше походило на злорадство.

Этот вопрос Анна неоднократно задавала себе сама. Она знала ответ не только на этот вопрос, но и на многие другие, и они не пугали ее — ни от него, ни от кого-либо еще. Она только не могла понять, что заставило Матвея задать его именно в такой форме? Это жестокий удар в самую больную точку. Удар, который наносят, когда хотят причинить максимальную боль, когда хотят видеть мучения. Если бы взглядом можно было убить, то Матвей не успел бы услышать ответ на свой вопрос. Но он не видел ее глаз: на ней очки. Она тоже не видела его глаз, но чувствовала: он наблюдает. Гнев. Она давно не испытывала этого чувства. «Может, остановить машину и выставить его прямо здесь?»

— Матвей, ты ничего не знаешь обо мне, ты ничего не знаешь о Стасе. Не стоит судить о вещах, о которых ты понятия не имеешь, — металлическим голосом сказала она. — Я могу рассказать тебе обо всем, поэтому, если ты хочешь что-то знать, — спроси. Что до меня, то у меня есть ответ не только на твой вопрос, но и на многие другие, заданные себе после его смерти. — Она замолчала и припарковала машину у тротуара: они уже прибыли в пункт назначения. — А тебе на будущее хочу дать дружескую рекомендацию, — снимая очки, сказала Анна, пристально глядя в его глаза за темными стеклами. — Прежде чем говорить такие вещи, стоит как следует подумать. Потому что реакция человека может быть неожиданной.

— Что ты имеешь в виду?

— Хорошего дня тебе, Матвей.

— Пока, — сказал он и вышел из машины, громко хлопнув дверью.

Анна включила поворот и уехала. Она была задета, возмущена, обижена, обескуражена. Слезы застилали глаза. Отъехав километра два, она остановилась. Слеза скатилась по щеке. «За что? Откуда такая жестокость?» — никак не могла понять она. Анна открыла бардачок и достала сигареты.

* * *

Понедельник оказался долгим. Она завезла образец в лабораторию, отдав этому два часа времени. После наметилась встреча, отменить которую не удалось. Почти в шесть часов она вошла в квартиру. Матвей не звонил, она — тем более.

У нее не было времени проанализировать ночной разговор и утренний тоже. Он задел ее за живое, обидел, довел до слез.