Спиной он ощутил холод каменной балюстрады, что было весьма кстати, подумал он мрачно. Ее глаза оказались в тени. Мягкое тело вжималось в его. Он был до предела возбужден.

Хоуп попыталась прочитать выражение его хмурого лица, чувствуя, как бренди обжигает ее желудок и горло. Его глаза были полузакрыты, темнота скрывала от нее его мысли. Лунный свет освещал его совершенный рот во всем его великолепии. Очень мужественный, красивый рот.

Почему он не поцелует ее снова? Неужели он не догадывается, что она нуждается в нем, в его поцелуях теперь более чем когда-либо? Он желал ее, и сейчас она хотела принадлежать ему. Ей нужно удержать его, поцеловать самой, любить его, прогнать из его глаз застывшую печаль и одиночество. Он вырвал ее из темноты в лунный свет. Она хотела сделать то же самое для него. Поскольку он являлся единственным мужчиной, сотканным из теней и лунного света, кого она видела во сне и ждала всю свою жизнь.

В холодные одинокие темные ночи он приходил к ней тогда... и теперь.

Себастьян обнимал ее, одной рукой сжимая талию и повернув ее так, чтобы оградить от холода камней позади нее и согреть своим теплом. Своей силой и своим жаром. Мощной, животворящей силой. Другая его рука нежно обхватила ее голову, мягко, словно дотрагиваясь до новорожденного. Один палец стал поглаживать ее затылок медленными, ритмичными движениями... посылая сладостную дрожь и манящее удовольствие по ее спине.

Такой нежный. Он был таким большим и сильным, с жесткими чертами лица... и таким нежным.

– Поцелуйте меня снова, – прошептала она. – Вы... мне нужны, Себастьян.

Он замер, и она застыла, балансируя на грани в ожидании того, что же будет. А затем он опустил свою голову и впился в нее поцелуем.

Жар. Голод. Обладание в одном палящем тело прикосновении. Его поцелуй всколыхнул ее до глубины души. Жесткая, непримиримая потребность, жажда, какой она никогда не знала, сокрушили ее, лишив контроля.

Она все знала о голоде и нужде. Хоуп поцеловала его в ответ, вложив в этот поцелуй всю себя, не пытаясь сдерживаться, показывая ему все то, что не могла выразить словами.

Он отодвинулся, тяжело дыша. Она не могла видеть его лица, но чувствовала, что он пожирает ее глазами. Хоуп приподняла свое лицо, надеясь, что он все поймет по его выражению. Себастьян в напряжении сжал рот, но потом наклонился и снова поцеловал ее, мягко, благоговейно, словно она была хрупким стебельком, и он мог сломать ее.

Он целовал линию ее подбородка, дорожки, оставленные слезами на ее мягких щеках, касался губами сначала одного влажного века, затем другого с трогательной деликатностью. Под этой заботливой нежностью Хоуп чувствовала его голод, жар, страсть. Его большое, мощное тело напряглось, отвердев от желания, он лишь слегка поддерживал ее, не давая упасть, в то время как сам изучал ее нежнейшими, как шелк, поцелуями ангела. Ангел, от чьих поцелуев все ее тело трепетало в сладостном предвкушении, подобно бренди, бурлящем в ее крови. Обжигая, опаляя и невероятно возбуждая...