В этом весь Билл. От сильно поношенного кресла до камина с фотографиями друзей и…
– Твоя мама была невероятно красивой женщиной.
Эван опустил взгляд обратно на изображение, чтобы увидеть молодого Билла, красиво одетого в костюм и галстук, а его мать, стоя на на носочках, целовала его в щеку. Ее волосы распущены и развевались за ней, как будто ветер подхватил их своими пальцами, а позади них был великолепный вид с крыши Эмпайр–Стейт Билдинг. Снимок мог быть профессиональным, но Эван каким–то образом знал…
– Мой отец сделал это?
Билл обошел кресло и сел прежде, чем ответил:
– Да, он. Тогда мы были близки. Твои родители и я.
Брови Эвана взлетели, когда он склонил голову в бок.
– Насколько близки? В смысле, мы говорим о восьмидесятых тут…там не было ничего…
– Нет, нет, – посмеялся Билл. – Не в этом смысле. По крайней мере, не с твоим отцом.
Тишина, которая растянулась между ними, стала напряженной, и Эван провел своими пальцами вниз по рамке, пока раздумывал над своим следующим вопросом. Хотел ли он в действительности лезть в это? Что если он узнает что–то, что не хочет знать? Заставит ли его это вернуться обратно по спирали к старым привычкам?
Он практически был напуган, чтобы продолжать. Он не хотел ничего испоганить в своей новой версии себя. Версии, которая достойна Рейган.
– Почему бы тебе не присесть? – предложил Билл.
– Нет, думаю, лучше мне постоять.
– Чтобы быстро сбежать? Не то, чтобы я мог погнаться за тобой, – сказал он, а потом указал на свою ногу.
Вместо того, чтобы посмеяться над добродушием сидящего человека, Эван отвернулся. Он не был уверен в том, что чувствовал к Биллу, к тому, что он открыл, хоть и предполагал это с тех пор, как его мать подняла эту тему в тюрьме.
– Так ты и моя мама… – он замолчал и оглянулся на Билла. – Были кем? Трахались за спиной моего отца?
Рот Билла открылся, но прежде чем он смог продолжить, Эван выпалил:
– Он в